— Можно начинать, — объявил полковник Чейзон.
Судебный пристав ударил жезлом, а судебный писарь обмакнул перо в чернила.
— Назовите свое имя, — бесстрастным голосом начал пристав. Эштон иронично улыбнулся.
— А как вы думаете, кого вы арестовали?
— Такова принятая процедура, — ответил пристав в некотором замешательстве.
Чейзон раздраженно покачал головой, распространяя облачко пудры со своего парика. Лейтенант, сидевший рядом с ним, чихнул.
— Давайте закончим с этим, мистер Уинслоу. Вы арестованы за совершение государственного преступления. Что вы на это скажете?
— Я бы сказал, сэр, что факт моего ареста, безусловно, имеет место.
Чейзон переставил монокль в другой глаз.
— У вас есть какие-то политические убеждения, мистер Уинслоу?
Эштон засунул палец в карман жилета.
— Совершенно никаких, сэр.
— Но вы только что признали, что совершили государственное преступление.
— Признал, что арестован за совершение государственного преступления.
— Вы патриот, мистер Уинслоу? — Офицер нахмурился.
— Конюх, сэр.
— Я думаю, что вы преднамеренно уклоняетесь от ответов на вопросы.
— Вы думаете? — коротко засмеялся Эштон. — Вот не знал, что солдаты умеют думать. — Монокль выпал у удивленного Чейзона. Писарь старательно скрипел пером.
— Вы хотите оскорбить представителя короля, мистер Уинслоу?
— Это было бы несправедливо. Давайте лучше поговорим о самом короле. Человек, которому вы так верно служите, — сумасшедший, пытающийся выжать из колоний все, лишь бы наполнить свой кошелек; в этом ему помогают министры — эти выжившие из ума посредственности.
У Чейзона отвисла челюсть.
— Боже, кого Англия воспитала в своих колониях.
— Поколение мужчин и женщин, научившихся думать самостоятельно, — парировал Эштон.
— Преступников, — пробормотал Чейзон. Эштон пожал плечами.
— Пусть лорд Норт перестанет грабить наши карманы, и мы все станем честными людьми.
Полковник хлопнул рукой по столу.
— Ваши слова уже являются преступлением.
— В самом деле?
— Вы осознаете, что совершили преступление, которое карается повешением?
— В вашем понимании — да, и не одно такое преступление.
— Тогда говорить больше не о чем.
Полковник сверкнул на Эштона моноклем.
— Для вас есть только один путь спасти себя от повешения.
— Осмелюсь задать вопрос, — улыбнулся Эштон. — Какой же это путь, сэр?
— Суд проявит к вам милосердие, если согласитесь сотрудничать.
— Вы предлагаете мне назвать имена, места встреч и тому подобное?
— Да. Советую вам воспользоваться этой возможностью и спасти себя — жизнь нескольких радикалов не стоит смерти на виселице.
— Кто я такой, чтобы решать это, полковник?
Они смотрели друг на друга долгим напряженным взглядом.
— Итак, — произнес наконец Чейзон, — вы ничего не можете нам предложить.
— Ничего. — Никогда в жизни Эштон не был так искренен. Бетани прижала руку к губам, чтобы сдержать рыдания. Молоток ударил по столу.
— Именем Его Величества короля Георга III, я приговариваю вас, Генри Эдлер Уинслоу, к повешению, которое состоится сегодня в полдень, восемнадцатого августа 1775 года от рождества Христова.
Эштон услышал, как вскрикнула Бетани. Он и сам был удивлен, что приговор был объявлен без обсуждения пунктов обвинения и свидетельских показаний. Можно ли продолжать испытывать терпение офицера или открыть, что произошла ошибка?
— В отношении повешения, сэр, — медленно проговорил он, — не слишком ли оно поспешно?
— У меня нет времени, чтобы учитывать последние желания таких никчемных людей, как вы. Кроме того, если мы вас будем держать в заключении, вас, возможно, будет ждать более медленная и мучительная смерть на галерах.
Эштон обдумал ответ, а затем засмеялся. Когда он служил в армии, то слышал рассказы об ужасных условиях на тюремных кораблях. Продолжая улыбаться, он отвесил полковнику насмешливый поклон.
— Полагаю, что ваш приговор лучше. Повешение гораздо милосерднее. — Эштон чуть не расхохотался, увидев выражение лиц офицеров. — Не волнуйтесь, джентльмены, — успокаивающе добавил он. — Какая разница, как умирать. Вы освободили меня от более трудной задачи. Мне предстояло решить, как мне жить дальше.
— Вы или слишком бесстрашны, или глупы, сэр. — Чейзон дал знак страже. — Уведите его. И подготовьтесь к исполнению приговора.
— Нет! — раздался гневный и возмущенный голос Бетани. Она бросилась к полковнику Чейзону, словно ангел, одетый в золотистые одежды. — Этот человек невиновен.
Полковник покачал головой, распространяя облако пудры.
— В течение всего этого лета он вел преступную деятельность. Наши информаторы сообщали нам об этом. Одна только его речь сегодня говорит о полном отсутствии раскаяния. — Он кивнул солдатам. — Выполняйте приказ.
Бетани загородила собою Эштона. Сержант взял ее за руку.
— Миссис Уинслоу…
— Я не миссис Уинслоу, безмозглый дурак, а мисс Бетани Уинслоу, а этот человек, которого вы хотите убить, не мой брат Гарри!
По залу прошел ропот. В это время дверь отворилась и вошли еще несколько английских солдат.
Эштон облегченно вздохнул, заметив среди них сержанта Мэнсфилда. Скоро его хитрость будет раскрыта. Сержант Мэнсфилд отдал честь полковнику и представился.
— Позвольте обратиться, сэр.
— Никто еще сегодня не обращался ко мне с подобной просьбой, — сухо заметил полковник. — Говорите.
— Я увидел в тюрьме этого человека и решил сообщить вам, что Эштон Маркхэм верно и преданно служил в армии под моим командованием. Был ранен, стоя на посту, в Форт-Джордже девять месяцев тому назад.
— Кто такой Эштон Маркхэм, черт возьми?
— Этот заключенный, сэр.
Шум в зале усилился. Судебный пристав безуспешно стучал жезлом, призывая к тишине. Чейзон вскочил на ноги. Монокль выпал из его глаз.
— Ватсон, что это значит?
Сержант покраснел до кончиков ушей.
— Сам ничего не понимаю, сэр. Я только выполнял приказы.
Полковник сурово взглянул на него.
— Возьмите солдат и немедленно разыщите Генри Уинслоу.
Сержант поспешил выполнять приказ, а полковник Чейзон обратил возмущенный взор на Эштона, который пытался сдержать веселую улыбку.
— Ваше поведение возмутительно, мистер Маркхэм. — Затем полковник повернулся и обратился к Мэнсфилду: — Приговор остается в силе.
Бетани встала перед Эштоном. Лицо ее выглядело смертельно бледным.
— Он ничего не совершил, сэр.
