Эти слова прозвенели в ушах Алеты, словно похоронные колокола.
Она никак не могла понять, почему орхидеи вокруг не упали на пол, а покрывавшее их стекло не рассыпалось на мелкие кусочки.
– Ты видела моего отца, – продолжал князь. – Ты понимаешь, что если его старший сын возьмет себе жену из тех, кто не равен нам по крови, это разобьет ему сердце.
Алета не могла пошевелиться.
Она чувствовала леденящий холод, словно в ее теле не осталось ни кровинки, а вместе с кровью ушла и жизнь.
– С того самого момента, как я увидел тебя, я понял, что ты особенная, не похожая ни на одну женщину, которую я знал прежде, – говорил тем временем князь. – Когда ты стояла у балюстрады королевского дворца, тебя окружало сияние, и я сразу понял, что в мире нет никого прекраснее тебя!
На мгновение князь закрыл глаза руками, а потом произнес:
– С тех пор я не спал и думал только о тебе. Дни и ночи напролет твой образ пребывал со мной, пока я не решил, что меня преследует твой дух.
Он на мгновение умолк и добавил голосом, в котором звучало страдание:
– Потом ты вернулась, и вначале я был невероятно, непостижимо счастлив просто потому, что ты была со мной.
Его голос стал глуше.
– Все остальное ничего не значило для меня. Я только ждал момента, когда я смогу обнять тебя и целовать так, чтобы, в конце концов, мы могли думать только друг о друге.
Алета хотела сказать, что мечтала о том же самом, но князь продолжал:
– Нет нужды говорить, что ты ездишь верхом лучше любой другой женщины, которую я когда-либо видел. Тебя можно сравнить разве, что с императрицей – но, впрочем, это не важно.
Бросив на нее долгий взгляд, он сказал:
– Дело не в том, как ты ведешь себя, что говоришь или о чем думаешь. Это некая божественная искра, горящая в тебе, искра, которую я искал и о которой мечтал без надежды когда-либо встретить ее наяву.
Алета могла бы сказать то же самое и о нем.
Ей хотелось разрыдаться и умолять князя не разрушать то прекрасное чувство, которым была их любовь. Но она не смогла произнести, ни слова.
Князь снова заговорил:
– Если бы я сделал тебя своей женой, – а ради этого я готов отдать душу! – я не смог бы сделать тебя счастливой. Вдвоем с тобой мы очутились бы в раю, но жить нам пришлось бы в самом обычном мире.
Глубоко вздохнув, он добавил:
– Моя семья никогда не простила бы мне того, что они сочли бы мезальянсом. Каждый день ты мучилась бы, зная, что они говорят, делают и думают о тебе.
Он сделал паузу и продолжил:
– Я не смог бы защитить тебя, и постепенно, подобно капле, точащей камень, этот мир разрушил бы нашу любовь.
Князь выпрямился, словно став выше, и завершил свою речь:
– Вот почему, дорогая моя, я уезжаю завтра, и никогда больше не встречусь с тобой.
Отчаяние, звучавшее в его голосе, едва не заставило Алету броситься к князю и обнять его.
Ей хотелось сказать ему, что им не придется страдать, что несколькими словами она может заставить беду исчезнуть.
Пока она пыталась подобрать подходящие слова, князь произнес:
– Прощай, мой прекрасный дух, Я буду молиться, чтобы Господь защитил тебя, и чтобы в один прекрасный день ты нашла мужчину, который будет любить тебя так же, как я, и отдаст жизнь за то, чтобы ты никогда не страдала.
На мгновение князь задержал взгляд на лице девушки. Затем он опустился на колено, взял в руку край ее платья и почтительно поцеловал его. Алета смотрела на него в крайнем смятении. Когда князь поднялся на ноги, она заговорила голосом, совсем не похожим на ее собственный: – Миклош… подожди… я… я должна рассказать тебе…
Она не успела договорить. Князь уже ушел. Он открыл дверь оранжереи и исчез в окружающем мраке.
Алета смотрела ему вслед. Она закрыла глаза руками.
Неужели это произошло на самом деле?
Неужели князь Миклош признался, что любит ее?
И в то же время он не женится на ней.
«Я должна… рассказать ему, – подумала девушка. – Я расскажу ему, что он… ошибся… что его семья примет меня… и мы будем вместе… и станем счастливы…»
Она сделала шаг к открытой двери.
Внезапно в душе девушки поднялась гордость, о которой она не подозревала. Алета остановилась.
Если Миклош действительно был так проницателен, если он, как и говорил, мог читать мысли и чувства девушки и слышал каждый удар ее сердца, почему же он не увидел правду?
Почему он не понял, что в жилах Алеты течет такая же голубая кровь, как и в его собственных?
Почему он не догадался, что ее семья значит в Англии столько же, сколько Эстергази значат в Венгрии?
Он должен был понять, он должен был почувствовать, что Алета не та, за кого себя выдает.
Девушка не знала, сколько времени она простояла среди орхидей, под светившими сквозь стекла оранжереи звездами.
Вспомнив, что ей пора возвращаться во дворец, она двинулась медленно, словно во сне.
Только сейчас она поняла, что прекрасный сон кончился.
Мужчина ее мечты подвел ее.
«Если он действительно так хорошо понимал меня, он должен был догадаться, что я – это я и что мое родословное древо, в сущности, ничего не значит».
Она достигла бокового входа во дворец и проскользнула на второй этаж.
В бальном зале все еще играл цыганский оркестр, и звучали голоса и смех.
Алета пошла в свою спальню.
Она не стала звонить горничной, которая была наготове, чтобы помочь девушке раздеться.
Вместо этого Алета непослушными, словно чужими руками сняла свое прекрасное белое платье.
Капли росы все еще блестели на цветах.
Девушка вытащила из волос цветы и позволила им упасть на пол.
Ей понадобилась целая вечность, чтобы раздеться и нырнуть в постель.
Только задув свечу и оказавшись в темноте, она зарылась лицом в подушку и дала волю слезам.
Это были слезы отчаяния, но плакала она не оттого, что потеряла Миклоша и собственное сердце.
Князь разрушил ее мечту.
Алета отчаянно рыдала до полного изнеможения.
После этого она лежала без сна, думая о том, что ее хрустальный замок рухнул.
Больше никогда в жизни она не станет мечтать о мужчине, который полюбит ее ради нее самой.
Случившееся с ней с точностью до наоборот отражало ее прежние опасения.
В Англии отец уверял ее, что она выйдет замуж потому, что является, дочерью герцога.
В Венгрии князь решил, что она недостаточно родовита для его семьи и его любовь не выстоит в схватке с предубеждениями.
Словно обиженный ребенок, Алета стремилась домой.
Ей хотелось уехать сейчас же, сию же минуту, и оказаться в Линге, где все было так знакомо.
В Венгрии она испытала чувства, которых не ожидала.
