— Нет! — закричал Синджон, хватаясь за саблю, но Эвелин развернулась в объятиях Крейтона и улыбнулась.
А потом исчезла, и вместо нее возникла Каролина. Потом Синджон услышал женский крик и увидел жену Д’Аграмана, отбивавшуюся от Крейтона, разрывающего кружевной лиф ее платья. Синджон рванулся к ним, но обнаружил, что запутался в простынях.
Он проснулся в темноте своей крошечной каморки рядом с кухней, с отчаянно бьющимся сердцем и покрытой потом спиной. Он сбросил с себя душившие его простыни, откинулся на подушку и прислушался к мерному стуку дождя за окном.
Черт бы побрал Эвелин. Ему необходимо поспать, а он не может выбросить из головы воспоминания о том, как она стояла в библиотеке и смотрела на него, приоткрыв рот в ожидании поцелуя. Синджону стоило огромного труда сделать шаг назад, отойти от Эвелин.
Эвелин Реншо слишком опасная женщина для обычной интрижки.
Синджон привел ее в замешательство, разозлил, ну и правильно. Он потер рукой лицо. Иногда благородные поступки причиняли ужасное неудобство. Синджон перекатился на живот, упершись восставшей плотью в матрас.
Он закрыл глаза, и перед ним вновь возникло лицо Эвелин, ее призывно приоткрытые губы…
Синджон перевернулся на бок. Он по-прежнему представлял ее горящие страстью глаза, два соблазнительных зеленых озера, в которых можно было утонуть. Даже сейчас Синджон слышал сладкую песню сирен, живущих в этих изумрудных глубинах. Он накрыл голову подушкой.
Эвелин — жена лорда Филиппа Реншо и… кто? Подруга, хорошая знакомая, любовница Крейтона? От мысли об этом все перевернулось в душе Синджона.
Необходимо рассказать Уэстлейку, что Эвелин дает Крейтону деньги. Или же коварный майор просто-напросто обманывает жену предателя, как обманул уже многих других? Синджон снова и снова думал над этим. Он никак не мог представить Эвелин злодейкой и уже начал опасаться, что его влечение к ней не позволит ему рассуждать объективно.
К сожалению, время слуги ему не принадлежит. Очень сложно уйти из дома, чтобы навестить Уэстлейка, и еще сложнее выполнять его поручения. А на этой неделе у Синджона и вовсе не будет выходного. Он нужен Эвелин, чтобы сопроводить ее на бал к Сомерсону.
По собственному опыту Синджон знал, что на этом балу соберутся все важные люди Лондона, а также те, кому удалось каким-то образом добыть приглашение. Синджон и сам выиграл свое первое приглашение на бал в карты.
Внезапно в его затуманенном желанием мозгу родилась мысль, давшая надежду на то, что он все еще способен рассуждать трезво. Уэстлейк ведь тоже будет на балу, не так ли?
Имя графа наверняка стоит в первых строках списка, ведь его жена — внучка герцога и сестра маркиза, а сам он давний приятель короля и советник принца-регента.
Синджон встал с постели, оделся и отправился в библиотеку. Там он написал короткую записку и сунул ее в карман. Она точно заинтересует Уэстлейка.
Служанка подобрала тугие локоны Эвелин наверх и принялась вплетать в прическу желтую ленту.
— Нет, только не желтую! — решительно запротестовала Эвелин.
Рот Мэри открылся помимо ее воли.
— Но ведь это последнее веяние моды, миледи! Служанка леди Шарлотты дала мне полдюжины лент для вашей прически. И все разных оттенков желтого цвета. — Мэри показала Эвелин ленты. — Вот эта оттенка заварного крема, эта — цвета масла, а вот эта… — Она осеклась и озадаченно сдвинула брови. — Не помню точного названия, но, кажется, что-то связанное с жареным цыпленком.
Эвелин с трудом сдержала улыбку.
— Я надену жемчужные серьги, как и всегда, а от лент откажусь.
Она вынула серьги из шкатулки, подала их служанке и наклонила голову так, чтобы та могла закрепить их на мочках. От Эвелин не ускользнуло промелькнувшее на лице Мэри разочарование.
Она одарила служанку ослепительной улыбкой.
— Мои волосы еще никогда не выглядели лучше. Локоны восхитительны.
Мэри зарделась от удовольствия и тут же забыла обиды.
— Благодарю вас, миледи. — Мэри с тоской посмотрела на ленты. — Может быть, все-таки повязать ленту цвета масла под грудью?
Эвелин покачала головой:
— Сегодня только зеленый.
Этот цвет делал глаза ярче, заставлял кожу светиться и придавал Эвелин уверенности, хотя она понимала, что сестры вряд ли одобрят ее выбор. Элоиза прислала платье из желтого шелка. Шарлотта — туфли в тон. Люси — перчатки цвета бархоток и веер с изображенной на нем леди в лимонном платье, преследуемой золотистым сатиром в саду из желтых роз.
Эвелин натянула свои собственные перчатки и в последний раз пригладила подол платья. Наряд такого цвета — ее привилегия. Она еще раз посмотрелась в зеркало, понимая, что тянет время.
Однако поймав на себе сочувственный взгляд Мэри, она тут же распрямила плечи.
— Не жди меня, Мэри. Я собираюсь танцевать всю ночь, — произнесла Эвелин с наигранной беспечностью и вышла из комнаты.
Старлинг и Сэм ждали ее у подножия лестницы. Дворецкий смотрел на нее с гордостью, как отец, а вот при виде выражения глаз Сэма у Эвелин перехватило дыхание.
Его взгляд, скользнувший по ее телу, был подобен прикосновению — нежному, чувственному и горячему. Эвелин прочитала в его глазах неподдельное восхищение, и ее желудок сжался. Она, сама того не осознавая, остановилась на верхней ступеньке, очарованная серебристым светом глаз лакея, охваченная неведомыми доселе ощущениями. Она была сейчас не женой Филиппа Реншо, младшей дочерью Тилби или сестрой графини и виконтессы. Она была просто Эвелин, и стоявший у подножия лестницы мужчина восхищался ее красотой.
— Миледи! — окликнула Эвелин служанка. — Вы что-то забыли?
Сэм протянул руку, готовый свести ее по ступенькам к экипажу. Эвелин набрала полную грудь воздуха, сделала шаг, вложила руку в его ладонь и ощутила, как сомкнулись его пальцы.
Даже сквозь ткань перчаток она ощутила тепло руки Сэма. Эвелин стоило немалых усилий как ни в чем не бывало спуститься по ступенькам. Внизу Сэм развернулся и предложил своей хозяйке согнутую в локте руку. Эвелин коснулась пальцами ткани его ливреи и направилась к экипажу, словно он был джентльменом, а она — робкой дебютанткой.
Сэм помог ей сесть в экипаж, а потом отошел назад и захлопнул дверцу. Эвелин на мгновение показалось, что кто-то задул согревавшую ее свечу и оставил в темноте. Она поднесла к лицу перчатку, словно ткань все еще хранила аромат Сэма, но не ощутила ничего, кроме легкого запаха уксуса для чистки серебра.
Ну почему она не может воспринимать Сэма как слугу, несмотря на все свои старания? Они познакомились, когда он ее спас. Тогда Сэм не был слугой, поэтому вполне естественно, что Эвелин испытывала к такому мужчине чувство благодарности. Он до сих пор спасал ее, хотя ей грозили всего лишь колкости Элоизы и собственное глупое желание поцеловать лакея.
