Предсвадебный мандраж? Так и должно быть, моя дорогая. Особенно учитывая обстоятельства.
Из домашних старшая сестра отреагировала на последние события спокойнее всех, и Хэтти была более чем благодарна Флосси за ее присутствие.
– Мама дала мне одну книгу… – Девушка опустила глаза. – Так вот, она ничуть не помогла.
– Ах да, помню эту жуть! – воскликнула Флосси, разглядев название.
Хэтти покосилась на сестру.
– Тебе тоже ее давали?
Флосси просмотрела первую страницу, задумчиво баюкая Майкла, и фыркнула.
– Ничуть не менее пафосно, чем мне запомнилось. – Она покачала головой и придвинула стул. – В день свадьбы я дико перенервничала, потому что вечером мама оставила на прикроватном столике эту книжонку. Как я рада, что ты меня позвала!
– А уж как я рада! – Хэтти вздохнула с облегчением. – Послушай, разве можно говорить о таком в присутствии Майкла?
– Ему всего десять месяцев, – напомнила Флосси. – Младенцы просто милашки и не понимают ровным счетом ничего. Так ведь, мой сладкий? – промурлыкала она сидящему на руках сынишке и хихикнула, когда тот махнул у нее перед лицом пухлым кулачком. – По правде сказать, поначалу действительно немного неловко, но потом будет довольно забавно.
– Забавно?!
– Ну, может, лучше сказать глупо. Мужчинам это очень нравится, и в процессе они выглядят слегка нелепо…
Нелепо?! Хэтти не могла себе представить нелепого Люциана Блэкстоуна. Обычно он выглядит устрашающе – крепкие мышцы, во взгляде сталь.
– Он будет стонать, часто и тяжело дышать, – добавила Флосси, – зато с помощью кое-каких хитростей процесс можно ускорить, сократив до пары минут.
– Отлично!
– Главное – не позволяй происходящему в спальне разрушить твое уважение к мужу. Признаюсь, сперва мне не удавалось увязать две версии моего Ван дер Вааля: ушлый делец днем и навязчивый страдалец ночью. Знаешь, Хэтти, нам следует радоваться, что женщины по природе своей не подвержены подобным потребностям.
На это девушке было нечего ответить, поскольку именно потребность поцеловать неподходящего мужчину и завела ее в такое положение.
– Как мне… ускорить процесс?
Теперь покраснела Флосси.
– Позволь мужу на тебя смотреть.
– Разве я могу это запретить?
– Ты не поняла, дорогая. Он должен видеть тебя обнаженной.
Хэтти считала себя барышней рискованной и открытой всему новому. И вот привитые с юных лет рефлексы, призванные стоять на страже ее скромности, – носить перчатки, воротник под горло и юбки в пол, – едва не заставили ее вскрикнуть от ужаса.
– Не падай духом, Помпончик, – приободрила Флосси. – Если нервы шалят, можешь для первого раза воспользоваться эфиром.
Глаза Хэтти округлились.
– Как для наркоза?
Флосси кивнула.
– Среди моих амстердамских знакомых им никто не пользуется, но я слышала, что в Лондоне доктора иногда прописывают его особо нервным невестам. Вроде бы я знаю кого-то, кто знает еще кого-то, кто применял эфир с успехом, хотя никак не могу вспомнить имя…
– Я же буду без сознания!
– Вот именно. Проснешься замужней женщиной и ничегошеньки не почувствуешь.
– Спасибо, не надо, – ответила Хэтти, с ужасом представив, как Блэкстоун орудует над ее бездыханным телом.
– Ни в коем случае не налегай на выпивку, – предупредила Флосси. – Я имею в виду – до того, как…
– Почему? – Туман в голове от шампанского привлекал Хэтти гораздо больше, чем доза эфира.
– Ученые считают, что дети, зачатые в состоянии опьянения, вырастут ленивыми и злыми.
– Ох! – Тогда точно никакой выпивки.
– И последний совет, – сказала Флосси, закрыв ушки Майкла руками. – Когда будешь делать вид, что усилия мужа тебе приятны, не переусердствуй, не то он подумает, что женился на распутнице, а этого совсем не надо! И как бы ты ни тяготилась супружеским долгом, помни – в результате может родиться прелестный ребеночек!
Она покрыла поцелуями одетую в кружевной чепчик головку, и Хэтти представила у себя на коленях собственного румяного младенца. У нее внутри все словно окаменело. От Блэкстоуна дети наверняка родятся уродливые и непослушные…
– Пока не забыла! – воскликнула Флосси. – Тебе писали твои подруги.
– Правда?!
Флосси кивнула.
– Полагаю, это твои знакомые из Оксфорда. Они прислали пару писем и телеграмму. Маме удалось перехватить почту до завтрака. Наверное, она все сожгла.
Хэтти покачнулась.
– Флосси, как она могла?..
– Видимо, хотела поберечь твои нервы, – ответила Флосси, тщательно подбирая слова. – Мама вовсе не желает тебе зла, дорогая. Похоже, зря я тебе рассказала.
– Нет, что ты, совсем не зря!
Хэтти начинала писать подругам раз шесть, но из-за опасения навредить их репутации все откладывала. Завтра она пойдет к алтарю и все исправит… Завтра! Так скоро. У нее сдавило горло.
Наверное, Майкл уловил ее нервозность – личико малыша сморщилось, и он недовольно закряхтел.
– Хэтти, не переживай, – сказала Флосси, вставая и покачивая своего беспокойного сынишку. – Джентльмен знает, что делать, и будет обращаться с тобой со всем уважением, на которое вправе рассчитывать жена.
– Вот только Блэкстоун не джентльмен…
Лицо Флосси вытянулось.
– Тогда тебе придется обязать его держаться в рамках приличий, – посоветовала она, помолчав, и впервые на памяти Хэтти в голосе сестры прозвучала неуверенность.
* * *
На следующее утро Хэтти чувствовала себя как под стеклянным колпаком – все окружающие предметы и звуки казались ей искаженными. Словно кто-то другой двигал ее руками и ногами, говорил ее губами. Невесту нарядили в подвенечное платье, затянули шнуровку, прикрепили к волосам венок из цветов апельсина. Собственное отражение в зеркале виделось ей размытым белым пятном. Разговор по дороге в церковь ее память почти не сохранила. В душном экипаже крепкий запах нафталина от платья смешался с ароматом букета из стефаносиса и возымел одуряющий эффект. Когда они приехали, по лицу Хэтти струился холодный пот.
– Хэрриет! – Мать осуждающе покосилась на букет в левой руке.
Она рефлекторно переложила цветы в правую руку. Скоро лишь Блэкстоун сможет ей указывать, в какой руке держать букет. Впрочем, подобные пустяки его вряд ли заботят. Что ж, и то хорошо.
Она ожидала увидеть жениха в черном фраке и брюках в серую полоску, как принято в высшем свете, однако стоявший у алтаря Блэкстоун надел костюм-тройку теплого песочного цвета. При этом в его взгляде читалась такая пронизывающая сила, что Хэтти стыдливо отвела глаза. Когда они стояли друг напротив друга, она старалась смотреть лишь на ткань костюма. По традиции Люциан приколол у сердца букетик в цветах фамильного герба Гринфилдов, но добавил туда шотландский чертополох. Лиловый хорошо сочетался с голубым и желтым, колючки придавали композиции из нежных лепестков законченность. Прелестная деталь. При иных обстоятельствах Хэтти было бы приятно. Она повторяла клятву как попугай, и дыхание шумело в ее ушах, словно далекий океан. На словах «любить», «подчиняться» и «пока смерть не разлучит» она запнулась, потому что это была неправда, а лгать
