– Почему? – спросил Гейбриел. – Почему он искал моего отца?
– Потому что Макс в свое время убил его отца. Франкс рассказал нам это перед тем, как его увезли в Канзас. – Ричард взялся за бутылку, стоявшую перед ним на столе. Она помогала успокоиться. Он не любил говорить о том времени.
– Моя мать знала, чем он занимался… раньше? Ричард улыбнулся:
– Она встретила его в Сент-Луисе. Я не знаю подробностей, но они поженились меньше чем через месяц, и она уговорила его переехать туда, где его не знают, чтобы начать новую жизнь. Мне кажется, они немного пожили на востоке, но это было не для Макса, поэтому они обосновались в Техасе.
– Он не собирался бросить это занятие, убивать людей, чтобы заработать на жизнь? – с горечью спросил Гейбриел.
– Не собирался? – Ричард увидел злость в глазах Гейбриела. – Он говорил, что Кэролайн спасла его. Он не верил, что может спастись, до того как встретил ее. Не собирался? Для него это было освобождение.
Гейбриел заметался по комнате, как по клетке.
– Ничего удивительного, что моя мать никогда о нем не говорила, – рассуждал он скорее сам с собой. – Разбойник. Преступник. – К нему подошла Мел, но он не захотел остановиться, не захотел сесть с ней рядом. – Скольких он убил?
Ричард сдался и налил себе еще виски. Но прежде чем он успел взяться за стакан, Гейбриел выхватил его. Залпом проглотив виски, Гейбриел потребовал:
– Вам известно? Десять? Двадцать? Пятьдесят? Сотню?
– Какая разница? – спокойно спросил Ричард. – Это было давно. До твоего рождения.
– Сколько? – Гейбриел подошел к нему вплотную, и Ричард ужаснулся внезапной ненависти в его зеленых глазах.
– Я слышал, двадцать семь, но…
– Двадцать семь, – эхом отозвался Гейбриел.
– Не знаю, так ли это, – продолжал Ричард. – Слухи всегда преувеличены.
Гейбриел прикрыл глаза руками, стараясь заглушить боль. Он обожал отца. Став взрослым, он всегда сравнивал себя с ним. Все иллюзии об отце рассеялись. Зачем только он приехал в Техас?
Он даже не осознал, что произнес это вслух. Первый раз за несколько прошедших недель он не думал о Мел и даже не взглянул на нее, выбегая из комнаты.
Когда спустя много времени он лег в постель, Мел уже спала или ему так показалось. Он не обнял ее, как обычно, а вытянулся на краешке кровати и заснул только под утро.
Во сне они обнялись. Ее голова удобно покоилась у него на плече, ее нога поверх его ноги.
Гейбриел знал, что она самое лучшее, что было у него в жизни, и подумал, что скажет ей об этом когда-нибудь, совсем скоро. Перед отъездом.
Он ласково убрал волосы с ее лица, чтобы полюбоваться ею спящей, безмятежно прижавшейся к нему. Внезапно он нахмурился. Она не одобрит то, что он собирается сделать, что он должен сделать. Она наверняка попытается остановить его.
Человек, убивший в спину его отца, вероятно, еще жив. У него есть имя – Кларенс Франкс… и дом – Канзас. Найдется кто-нибудь, кто помнит его и знает, где он.
Гейбриел все решил, бесцельно бродя по ранчо весь вечер. Разбойник или фермер, Джеймс Максвелл был его отцом, честным мужем и отцом для своей семи. Пули в спину не заслуживает никто. Даже Рука Дьявола.
Мел почти не узнавала своего мужа, внезапно превратившегося в молчаливого, угрюмого человека, основным занятием которого стала стрельба по жестянкам и бутылкам. Он был отличным стрелком, немного горячим, но точным и быстрым, как и Мел. Его занятия стрельбой теперь были лишены добродушного юмора, присущего их с Мел прежним неуклюжим урокам. Более того, если Мел приходила посмотреть, он проявлял такое нетерпение, что у нее не оставалось сомнений, что он хочет поскорее остаться в одиночестве.
Мел видела, что Гейбриел живет своей собственной внутренней жизнью, и начинала сомневаться, есть ли какой-то смысл в ее скоропалительном браке. Муж стал совершенно чужим. Макс был ее другом, Гейбриел любовником. Ни того ни другого не осталось в этом озабоченном человеке, отстранившемся от нее. Даже когда они занимались любовью, казалось, он был далеко, скрывая от нее какую-то часть себя. Хотя во сне он по-прежнему тянулся к ней, словно от этого зависела его жизнь. Пробуждение в его объятиях было единственным моментом, когда она не испытывала беспокойства об их будущей жизни.
Мел понимала, что Гейбриел удручен тем, что он узнал о своем отце, но, по ее мнению, он слишком переживал. Она попыталась уговорить его не расстраиваться так сильно, но становилось все очевиднее, что это не в его силах.
Однажды утром она проснулась и обнаружила, что обнимает подушку Гейбриела. Ее мужа не было. Едва рассвело, а Гейбриел никогда не вставал так рано. Ей тут же пришла в голову мысль, что он оставил ее, и оглядев комнату, она поняла, что ее предположение оправдалось. Его кольт и ботинки исчезли. И черная шляпа с серебряной лентой, подарок Джорджа, тоже не висела на стуле возле ее столика.
Она все время ждала этого с тех пор, как он пожалел о том, что приехал в Техас. Считай, он пожалел о том, что встретил ее.
Она судорожно прижала подушку к груди. Разумеется, он никогда не любил ее, простую фермерскую дочку, лишенную изящества и красоты, которые он, видимо, хотел видеть в своей жене. Она не сомневалась, что когда-то он испытывал к ней влечение. В темноте все было волшебно, и он никогда не знал женщины, подобной ей. Она отличалась от других. Возможно, на какое-то время он действительно принял свои чувства к ней за любовь. Понадобилось всего несколько недель, чтобы он понял, что ошибся.
Глядя через открытую стеклянную дверь, как восходит солнце, Мел окончательно утвердилась в своих выводах. Она знала, что он ушел. Она знала, потому что больше не ощущала его присутствия. Тепло сменилось холодом, и прохладный утренний воздух не был тому виной.
Она сдержала слезы, готовые брызнуть из глаз, и попыталась не обращать внимания на боль в груди, которая мешала дышать. «Мел Барнетт, – сказала она себе, – никогда не плачет и никогда не позволяет мужчине обидеть себя. Мелани Барнетт Максвелл», – поправилась она. Пусть будет так. Все было бы в порядке, если только она была беременной. У папы будет наследник, а у нее частичка Гейбриела.
Не очень-то ей и нужна частица его, тут же спохватилась она. Он ясно дал ей понять за две прошедшие недели, что не любит ее, не хочет ее, и будь она проклята, если прольет хоть одну слезинку о нем или еще хоть раз вспомнит того, кто так обошелся с ней.
Рассуждая так, она попыталась ожесточить себя. Она прекрасно жила до Гейбриела – это была ложь, с которой Мел легко согласилась, – и опять будет прекрасно жить после его ухода. Она не нуждается в нем и не хочет его, думала она, влезая в хлопчатобумажные брюки и, застегивая поношенную рубашку, которые носила до того, как стать миссис Гейбриел Максвелл.
