Одна из лошадей встала на дыбы и захрипела, но всадник быстро успокоил ее. Их сопровождали два десятка воинов, готовых в любой момент отразить нападение. Винтовки заряжены, копья наготове.
Но вокруг стояла тишина, не было ни души, ничто не предвещало опасности. Однако команчи предприняли все меры предосторожности и оставались вне досягаемости ружейных выстрелов.
За всю дорогу Джудит не произнесла ни слова. А ночью она свернулась калачиком рядом с молодым воином. Дебора слышала, что Ястреб называет его кузеном, и подумала: два кузена возвращают двух кузин. Должно быть, это хорошее предзнаменование.
Настало время их освобождения, и Деборе стало грустно. Она не могла поверить, что никогда больше не увидит Ястреба и его сестру. Меньше чем за два месяца она успела к ним привязаться. Когда она уезжала, Подсолнух плакала, Дебора тоже едва сдерживала слезы. Девочка была убита горем. Сердце Деборы обливалось кровью. Испытывает ли Ястреб хоть малую толику тех страданий, что она? Судя по его виду — нет. Дебора незаметно смахнула предательскую слезинку и тут же одернула себя. Да, он дикарь, жестокий и безжалостный. Не будь она девственницей, он изнасиловал бы ее в первый же вечер.
И все же она влюбилась в него. Но со временем это пройдет. Ей пришлось отдаться ему ради собственного спасения и спасения кузины. Дебора надеялась, что забудет его. Но если боль расставания не утихнет, она не вынесет ее.
Ястреб соскользнул с лошади, неторопливо приблизился к ней и протянул руки, чтобы ссадить ее с лошади. Затем поставил ее на ноги.
— Иди, — резко произнес он на языке команчей.
Он отказывался говорить с ней по-английски при соплеменниках. Она кивнула и последовала за ним, когда он отвернулся и отошел, на несколько ярдов в сторону.
Ее сердце учащенно забилось. Он менял свое решение? Или он хотел пойти с ней? Вопросы повторялись, хотя она знала ответы на них.
Когда, добравшись до кромки горной гряды, с вершины которой был виден форт, Ястреб повернулся, его лицо было наполовину затенено, но она видела в его глазах осторожность, в тех темно-голубых глазах, которые могли искриться от смеха или тлеть так, что ее пульс увеличивался, а ее сердце сжималось. Легкий ветерок отодвинул волосы от его лица. Из-за широкого кожаного ремня, поддерживавшего его волосы, свисало перо, мягко поглаживая щеку. Перо ястреба.
Она инстинктивно дотронулась до него, ее пальцы легко скользнули по его скуле. Он быстро перехватил ее руку и взглянул на нее:
— Keta.
— Теперь ты можешь говорить по-английски. Они не услышат.
Ястреб долго смотрел на нее, потом тяжело вздохнул и — отпустил ее руку.
— Я хочу тебе кое-что подарить.
Дебора ждала, охваченная отчаянием, ветер играл с ее волосами. Вдали завыл койот.
Когда Ястреб подошел поближе, она уловила знакомый запах табака и сыромятной кожи. Комок подступил к горлу, когда он тихонько дотронулся до ее лица и тут же отдернул руку.
Ловким движением он снял что-то с шеи и протянул ей:
— Я хочу, чтобы ты это носила.
— Что это?
— Ahpu-a tsomo korohko.
Она мотнула головой:
— Я не понимаю.
— Это принадлежало моему отцу. Он оставил это моей матери на случай, если она когда-нибудь захочет отыскать его. Когда я вырос, то с помощью этого нашел своего отца. Ты тоже сможешь найти меня, если захочешь.
Мгновение она не могла произнести ни звука. Она узнала амулет. Он был на Ястребе, когда она впервые его увидела. На тонкую косточку была намотана полоска кожи, а к ней привязаны перья.
— Ястреб, я не знаю… я не знаю, что сказать.
— Ничего не говори. Просто возьми это и храни. Он сунул амулет ей в руку, перья защекотали ладонь.
— Это перья ястреба? — тихонько спросила она. Он покачал головой и слегка улыбнулся:
— Нет. Это перья орла. Для команчей они священны. Моего отца зовут Белый Орел. Ни один индеец тебя не тронет, если увидит их.
— Отец не расстроится, узнав, что ты отдал его подарок?
— Нет.
— Тогда спасибо.
Он указал на небо, где ярко светила луна. Казалось, она совсем близко. Стоит протянуть руку — и достанешь ее. При лунном сиянии волосы Ястреба цвета черного дерева казались серебристыми, а кожа — позолоченной. На мгновение он показался Деборе греческим богом, сошедшим с Олимпа.
— Когда увидишь полную луну, вспомни обо мне, — мягко произнес Ястреб. — Некоторые называют ее луной команчи.
— Почему?
Он широко улыбнулся:
— Потому что ночное солнце дает нашим воинам достаточно света во время набегов. Дебора содрогнулась, вспомнив, что когда праздновали их свадьбу с Мигелем, тоже ярко светила луна. Именно тогда и пришли команчи, чтобы грабить и уводить в плен.
Сегодня луна тоже была полной и ярко светила.
Дебору била дрожь. Амулет лежал у нее на ладони. Пожив некоторое время в деревне команчей, Дебора изменила о них свое мнение. А теперь Ястреб, будто нарочно напомнил ей ту страшную ночь, когда Мигеля убили, а ее увезли.
— Ты участвуешь в набегах? — вырвалось у нее. — Да.
— Как ты можешь?
— Ты бы не поверила, если бы узнала, чем я занимаюсь.
Его зловещий тон заставил ее закрыть глаза.
— Ты решила, что я могу быть ласковым и нежным только потому, что наполовину бледнолицый?
Она покачала головой:
— Нет. Конечно, нет.
— Правда, в набеге, совершенном на асиенду, где захватили тебя, я не участвовал. Кстати, в мире бледнолицых, я занимаюсь примерно тем же.
— Не могу себе этого представить, — порывисто ответила Дебора.
Амулет покачнулся, когда она указала рукой на форт, находившийся под ними.
— По крайней мере, здесь никто никого не порабощает ради забавы или собственного удовольствия.
— Разве? — В его глазах появился опасный блеск. — Ты ошибаешься.
— Не ошибаюсь. Да ты и сам это знаешь. Если ты наполовину бледнолицый, тебе следует примириться с самим собой. Ты не можешь отрицать своего происхождения. А цивилизованные люди не грабят и не убивают.
— Может быть, там, откуда ты приехала, — нет, но здесь мужчины всех цветов убивают друг друга по любому поводу. И даже без повода.
— Как ты можешь отказываться от собственного происхождения? — спросила она. — Ты же наполовину бледнолицый.
Ястреб подставил лицо ветру и помолчал. А когда заговорил, в голосе его уже не было злости, только усталость.
— Я — полукровка. Если буду жить, как команчи, ты меня возненавидишь. Если, как бледнолицый, возненавижу сам себя. Можно уйти от женщины, но нельзя уйти от самого себя.
— Вот почему ты здесь? Ты решил забыть о своем происхождении и вести образ жизни команчей?
Он слегка улыбнулся:
— Нет, не совсем. Это был неосознанный выбор. Я просто выбежал из дома и побежал, куда глаза глядят.
