После отлучек, длившихся порой более недели, они возвращались в Руан. У конунга всякий раз накапливались дела в столице, Эмма же, как и всегда, уединялась на острове в аббатстве Святого Мартина, остро ощущая отсутствие Ролло. Поэтому, едва прослышав, что он готовится к новой поездке, она сама отправлялась в его дворец и, терзая свою гордость, заявляла, что не возражала бы отправиться с ним. За показной дерзостью Эммы скрывался страх, что конунг откажет, но если ему и приходилось делать это, он всегда добавлял:
— В следующий раз я обязательно снова возьму тебя.
Эмма верила, потому что Ролло никогда не лгал.
И она принималась ждать его возвращения с таким нетерпением, что даже Атли замечал:
— Похоже, что ты и шагу ступить не можешь без Ролло.
Эмма не удостаивала его ответом, лениво перебирая струны лютни.
— Впрочем, так не должно быть, — негромко продолжал Атли. — Ты не можешь не помнить, как он поступил с тобой в лесном аббатстве.
Эмма нервничала, сбиваясь с такта и путая струны. Однажды, набравшись смелости, она спросила у Ролло:
— Почему твоя королева никогда не интересуется делами своего супруга?
Лицо Ролло стало совершенно непроницаемым.
— Зачем? Она — моя женщина, и этого совершенно достаточно.
Несмотря на холодность его тона, Эмма рискнула продолжать:
— Но я повсюду вижу, что ваши женщины принимают живейшее участие в делах мужей. Куда большее, чем жены франков, у которых это не принято. Снэфрид же ни до чего нет дела.
— Так и должно быть. Что толку, если женщина начнет докучать советами и просьбами?
— Но Снэфрид ведь не простая наложница викинга. Ты сделал ее королевой, а это значит…
— Да хранят нас боги от вмешательства женщин в дела правления! И разве ты, Эмма, незнакома с вашими хрониками и не помнишь, что творилось во Франкии, когда в деяния мужей вмешались две юбки — Брунгильда и Фредегунда?
И снова этот варвар удивил Эмму.
Но когда она поведала об этом разговоре Атли, тот заметил, что Ролло не терпит, когда кто-либо касается его отношений со Снэфрид.
— Пожалуй, он и сам сознает, что Снэфрид не та женщина, которая должна быть у такого великого правителя, как Ролло. Ему нужна та, что закрепит его право на эти земли и даст ему крепких наследников. Увы, но он никогда не расстанется со своей финкой.
И Атли рассказал Эмме, как Снэфрид отказалась от короны Норвегии, чтобы бежать с Ролло.
Эмма была невольно поражена, но вместе с тем поняла, что Атли гораздо сильнее недолюбливает жену брата, чем она полагала. Когда она попыталась расспросить его о причинах этого, Атли перевел разговор на курьезный случай, когда Ролло не пожелал даже выслушать послов короля Карла, предлагавшего ему руку принцессы Гизеллы, если конунг согласится креститься и признает власть Каролингов.
— Ролло решил, что я должен стать его наследником и куда надежнее вступить в союз с могущественным и популярным среди франков герцогом Робертом, связав браком нас с тобой.
В это мгновение взгляд его был красноречивее слов.
— Ты знаешь мое условие, Атли. Попробуй уговорить Ролло.
Она не хотела думать, что произойдет, если Ролло даст согласие. Куда важнее — скакать вместе с ним по равнинам, ловить его взгляд, смеяться, слышать его голос. Иногда Ролло просил ее спеть для него, и она охотно соглашалась.
А ведь еще не так давно Ролло был для нее воплощением всего зла мира. Но это была запретная тема: Ни конунг, ни девушка ни разу не решились заговорить о том, как произошла их встреча.
К тому же и случая больше не представилось. Совсем немного времени спустя совместные поездки совершенно прекратились.
Были ли виной этому все учащавшиеся вспышки ревности Атли или та ночь в пути, когда Ролло вломился в дом мельника, где оставил Эмму на ночь.
Это случилось близ небольшого городка Лион, где располагалось одно из главных святилищ поклонников Одина, в канун языческого праздника, и Ролло со своими воинами отправился туда, чтобы совершить жертвоприношение. Эмма уже спала, когда ее разбудил грохот и треск половиц, а затем Ролло тяжело опустился на ее ложе.
Эмма даже в темноте ощутила, что он не таков, как всегда. От него тяжело пахло вином, конунг затрудненно дышал. Ее насмерть испугало это дыхание.
— Доколе ты будешь дразнить меня, сладкоголосая Птичка? — хрипло выдохнул он ей в лицо. — Почему бы нам не решить все раз и навсегда?
Эмму сковал ледяной ужас, ио она все же смогла взять себя в руки. Негромко, словно в полусне, она спросила:
— А потом ты передашь меня Атли?
— Атли?
Казалось, Ролло удивлен. Затем ложе дрогнуло, и он поднялся.
— Ах да, братишка Атли…
Когда конунг вышел, Эмма закуталась с головой меховым одеялом и бодрствовала до рассвета, не в силах понять, что чувствует сейчас ее душа — облегчение или отчаяние и сожаление.
А на другой день, когда она встала, оказалось, что Ролло уже отбыл, приказав Брану, чтобы тот возвращался вместе с Эммой в Руан.
Тем и завершилась их короткая дружба. У Ролло появились иные заботы. В город прибывали все новые драккары, полные викингов, ковалось оружие, город гудел, как улей, и только и разговоров было, что о походе в Бретань — «Походе меча», ибо всем было известно, что Ролло намерен вернуть себе захваченный у него знаменитый меч Пешехода.
Эмме почти не удавалось увидеться с ним: теперь он явно избегал ее. При случайных встречах Ролло был сух и немногословен. Однако спустя некоторое время он как ни в чем не бывало приехал верхом, без сопровождения, в аббатство Святого Мартина. Эмма, сбежав со ступеней крыльца, подхватила его коня под узды.
— Рада приветствовать тебя, Ролло! Большая честь:
среди стольких забот великий властитель нашел минуту навестить столь незначительную особу!
Она понимала, что Ролло известно о том, что ни епископа Франкона, ни Атли сейчас нет в аббатстве, а это значило, что ехал он именно к ней.
Не глядя на нее, конунг неторопливо перенес ногу через луку седла и спрыгнул на землю.
— Думаю, пришла пора нам поговорить, Эмма.
Он и прежде не раз заговаривал о том, что следовало бы ускорить их брак с Атли, но теперь, судя по всему, был настроен более чем решительно.
— Мы выступаем через несколько дней. Но до этого я бы хотел присутствовать при том, как вы с Атли выпьете свою брачную чашу.
Они находились в светлом покое, где обычно совершались трапезы и откуда Ролло, едва они вошли, удалил служанок. Его голос гулко отдавался под низкими арками пустого помещения.
Эмма набрала в грудь побольше воздуха.
— Ты хочешь сказать, что мы с ним предстанем перед алтарем?
