Особы, подобные Маргарет, в полной мере обладавшие изощренной техникой любовных утех и богатым опытом, приносили развлечение, а порой и разнообразие. Однако о свежести, а тем более о невинности говорить не приходилось. Светские львицы всех мастей давно утратили непосредственность восприятия, а каждое их слово и действие таило в себе скрытый мотив. Удивление Джейн поражало искренностью, неподдельность наслаждения дарила уверенность, а чистый, без тени фальши восторг заражал.
Губы Джейн оказались чувственны и прекрасны. В ответ на поцелуй они раскрылись, словно розовые лепестки, а сама она вздохнула и едва заметно затрепетала в объятиях. Да, малышка таила в душе скрытую страсть, готовую в любой момент вырваться на свободу. К собственному удивлению, графу очень хотелось оказаться тем самым человеком, которому предстояло выпустить птицу из клетки.
Словно поддразнивая, он осторожно провел языком по белоснежным зубам, а потом коснулся ее языка. Мгновенно пришло осознание удовольствия, и она с готовностью приняла своеобразную чувственную дуэль. Встала на цыпочки и, обеими руками обняв красавца за шею, прижалась как можно крепче. Теперь настала очередь Филиппа глубоко вздохнуть от наслаждения.
Граф привлек Джейн еще ближе. Халатик раскрылся, а тонкий батист ночной рубашки не мог помешать наплыву страсти. Быстро и возбужденно стучало сердце. Вкус губ, запах юного тела, ощущение пылкого объятия оказались столь всепоглощающими, что мысль о расставании пугала.
В последний год Грегори предоставил Джейн богатые возможности испытать радость объятий и поцелуев, однако ни одна из нежных встреч не подготовила ее к ласкам лорда Уэссингтона. Язык у нее во рту двигался в одном ритме с равномерным движением бедер, создававшим магический любовный круговорот.
Граф с такой силой, так страстно сжимал бедра Джейн, что жар желания неумолимо разгорался в груди, а потом искрами рассыпался по всему телу. Губы, бедра играли по собственным чувственным правилам, а в это самое время руки, не замирая ни на мгновение, ласкали тело, стараясь ощутить каждую клеточку.
Позволяя поцеловать себя, Джейн ожидала чего-то похожего на легкие объятия Грегори – приятные и в то же время не слишком обременительные, готовые в любой момент прерваться. Сейчас, с Уэссингтоном, ощущения оказались поистине необычайными по яркости, интенсивности и напряженности, неожиданными и острыми.
Казалось, в комнате уже не хватало воздуха. С трудом разорвав поцелуй, едва переводя дух, Джейн дрожащим голосом взмолилась:
– Лорд Уэссингтон, ради Бога… минутку, пожалуйста… – Филипп слегка отстранился, все еще не в силах вернуться к действительности. Влажные от поцелуев губы Джейн казались немного распухшими; широко раскрытые глаза сияли изумлением и восторгом.
– Будь моей.
На сей раз слова прозвучали как приказ. Губы легко прикоснулись к пульсирующей на шее жилке.
– Лорд Уэссингтон, – снова вздохнула Джейн, склоняя голову в слабой попытке освободиться. Легкое движение лишь сделало их еще ближе.
– Назови меня по имени.
– Уэссингтон… – Снова вздох.
– Нет, произнеси первое имя: Филипп. Хочу услышать, как оно звучит из твоих уст.
– Не могу… право, не могу… – Джейн неуверенно покачала головой.
Не в силах ждать, Филипп снова накрыл ее губы поцелуем.
Поцелуй этот продолжался бесконечно и воплотил в себе нежность, страсть, желание, соблазнение. Не успев осознать, что происходит, Джейн внезапно оказалась распростертой на софе рядом с искусителем. Его сильное бедро нескромно прижалось к ее ноге, двигаясь в ритме, который невольно повторяли ее собственные бедра. Пальцы ловко справлялись с тесемками на вороте ночной рубашки. Но только после того как горячая плотная ладонь всецело завладела ее грудью, Джейн встревожилась по-настоящему.
Она попыталась сжать запястье Филиппа, чтобы остановить наступление, и попробовала отстраниться. Удерживая страстную руку, прервав поцелуй, она едва слышно выдохнула:
– Пожалуйста, милорд. Пожалуйста, мы должны остановиться.
– Нет. Не сейчас. Позволь…
– Пожалуйста, – повторила Джейн.
– Не могу и не хочу останавливаться, любовь моя. Не в силах без тебя жить… ты так нужна мне…
Невозможно сопротивляться, когда такой человек, как граф Роузвуд, страстно признается в любви и вожделении. Несмотря на протесты разума, тело предательски стремилось навстречу, с готовностью принимая смелые, а порой даже дерзкие ласки. Спина Джейн выгнулась сама собой.
Филипп настолько погрузился в доселе неизведанные чувства, что полностью утратил способность здраво воспринимать происходящее. Ему хотелось утонуть, раствориться, растаять, взлететь, воспарить, унося вместе с собой Джейн. Поцелуи не ведали конца.
– Вы меня пугаете.
– Не бойся, – прошептал в ответ граф. – Ни за что на свете не сделаю тебе больно.
Какая-то часть Джейн стремилась к тому же, к чему рвалось тело Филиппа. В груди пылало всепоглощающее, почти нестерпимое пламя. Близость жадных губ казалась невыносимой. Почему-то хотелось просить, умолять продолжать и поцелуи, и самые сокровенные ласки. Однако разум упорно приказывал немедленно остановиться.
Джейн тревожно пошевелилась, пытаясь увернуться от жадных, требовательных губ.
– Пожалуйста, Уэссингтон, прошу…
И действия, и слова Джейн не сразу достигли цели, не сразу проникли в сознание. Единственное, что ощущал и знал Филипп, – это собственное горячее, неодолимое желание. Граф жаждал обладания этой прекрасной, притягательной юной женщиной, стремился проникнуть в сокровенные глубины ее существа здесь и сейчас, не сходя с широкой софы. Страстная потребность впитать хотя бы некоторую долю свежести, непосредственности, невинности подчинила и тело, и душу. Что-то неясное, но несказанно чудесное, поистине волшебное неотступно увлекало и настойчиво манило. Если бы Филипп мог изо всех сил прижать к себе нежное юное существо, то возможно, ему удалось бы разгадать секрет колдовских чар. Однако малышка не оставляла попыток освободиться, и трезвый голос рассудка все-таки возобладал.
Сейчас юная красавица смотрела на Филиппа снизу вверх глазами, полными поклонения, страха и удивления. Гораздо медленнее, чем следовало бы, граф убрал руку из-под рубашки, напоследок еще раз проведя ладонью по восхитительной округлости груди. Не медля ни мгновения, Джейн плотно запахнула ворот.
О Господи! Как же она прелестна! Слегка припухшие, алые от возбуждения и поцелуев губы; взволнованная грудь, неровно вздымающаяся под тонкой, почти прозрачной тканью сорочки; разметавшиеся по ярким подушкам пышные каштановые, с золотистым отливом, волосы.
