Он взглянул на нее, удивляясь, что она до сих пор не узнала его. Неужели он неузнаваемо изменился за одиннадцать лет? Или он для нее не так много значил, что она забыла о его существовании, как только уехала в экипаже своего отца и Хэддингтон-Холл скрылся из вида? Она же изменилась не очень сильно, если не считать того, что пятнадцатилетняя девочка, мечтавшая поскорее повзрослеть и наслаждаться жизнью, превратилась в кокетливую женщину, которая, судя по всему, слишком наслаждается жизнью, чтобы быть счастливой. Интересно, любила ли она когда-нибудь, несмотря на многочисленных любовников? И любила ли она своего мужа?
Конечно, нельзя сказать, что сам он придавал любви большое значение.
— Насколько мне известно, он жив, — ответил Блейк. Жуана вздохнула.
— Пора бы мне привыкнуть к тому, что вы отвечаете всегда только на один, последний, вопрос из всех, которыми я вас засыпаю. Мне следует, видимо, задавать вам по одному вопросу. Вы любили свою мать?
— Пока я рос, она была оплотом моего счастья и безопасности.
— И ваш отец так сильно горевал, что сломался? Вы из-за этого пошли служить?
— Я пошел в армию, потому что хотел своими силами пробиться в жизни.
Она вздохнула и рассмеялась.
— Ну вот, я снова задала сразу два вопроса, а вы ответили на один, причем менее важный. Я любопытна, капитан. Как правило, у мужчины можно без труда выпытать любые сведения о нем самом. Стоит задать один вопрос, и мужчина с удовольствием рассказывает всю историю своей жизни. Теперь я понимаю, почему вы шпион, — сказала она. — А вот и Артур. Я очень рада, что он пришел. Если бы он здесь не появился, тетушка сочла бы себя социальным изгоем. Вы уже говорили с ним после приезда?
— Да, мы обменялись несколькими фразами, мэм.
— Ах, капитан, — промолвила она, одарив его очаровательной улыбкой, — могу поклясться, что вы не ограничились обменом любезностей. Вы не находите, что говорить и танцевать одновременно весьма утомительно?
Еще бы не утомительно. Она была прекрасна — танцевала легко, глазки блестели. И от нее исходил аромат тех же духов, на которые он обратил внимание в Обидосе. Вечер, который они провели там, был одновременно и мечтой, и кошмаром. Он помнил, как держал ее в объятиях — миниатюрную, теплую, мягкую. Он помнил ее запах, вкус губ, желание, которое она зажгла в нем, помнил, как удивила его ее реакция. И весьма болезненное завершение поцелуя, а также ее смех и осознание того, что она теперь понимает его уязвимость к ее чарам, как и у любого из ее многочисленных поклонников.
— Вы должны зарезервировать еще один танец со мной, капитан, — сказала она, поддразнивая его. — Сразу же после ужина? Обычно я не резервирую танцы заранее, потому что и сама не уверена, захочу ли к тому времени танцевать. Но для вас я сделаю исключение. — Жуана взглянула на него из-под полуопущенных ресниц и продолжала: — И мы не будем танцевать, а прогуляемся в одном из тетушкиных внутренних садиков, где более уединенно, чем в общем саду. Договорились? Я даже рискну не взять с собой Матильду, тем более что она терпеть не может выходить на воздух поздним вечером. — Она опять искоса посмотрела на него. — Мне нравится ваше предложение, капитан. К тому времени я устану танцевать и мне захочется подышать свежим воздухом. Благодарю вас, я согласна. — И она весело рассмеялась.
— Неужели найдется мужчина, который сказал бы вам «нет»? — без улыбки спросил Блейк.
— Нет, — сказала она, немного подумав, — ни один мужчина никогда не говорил мне «нет». Уж не собираетесь ли вы быть первым, капитан? Какая жалость! Вы не будете больше танцевать со мной и не прогуляетесь со мной в садике? Придется мне спрятаться в уголке и сидеть там с надутым видом. Или нет. Лучше, пожалуй, топнуть ногой и закатить истерику.
— Мне почему-то кажется, что если я назову вас обманщицей, то обнаружу, что вы говорите правду. Я не прав?
— Ах, капитан, если бы я сейчас ответила на ваш вопрос, то вся ситуация утратила бы всякий интерес. Так что либо вы покоритесь и придете за мной после ужина, либо пеняйте на себя: за последствия я не ручаюсь. Ну, что вы выбираете?
Он усмехнулся.
— Если бы вы приставили к моему виску пистолет — то ли заряженный, то ли незаряженный, — я назвал бы вас обманщицей, мэм, и рискнул бы упасть с простреленной головой. Но вопли и визги я едва ли смог бы вынести. Так что позвольте мне зарезервировать танец после ужина. И не предпочтете ли вы вместо танца прогуляться на свежем воздухе?
— Я отвечаю положительно на оба ваших предложения, — сказала она. — Танец, кажется, кончается? Жаль. Мне хотелось задать вам еще кое-какие вопросы о вашей матушке. — Она вздохнула.
— Увы, танец действительно кончился, — подтвердил он.
— Мне хотелось бы также спросить вас о старых шрамах, — сказала она, но музыка прекратилась, и он сопроводил ее туда, где уже начали собираться ее поклонники. — У нас с вами не будет недостатка в темах для разговора после ужина.
Он склонился к ее руке и почувствовал, как напряглась спина, оттого что за ними наблюдало не менее десяти пар мужских глаз. Он отошел в противоположный угол зала, проклиная свое невезение. Станцевав с ней и встретившись глазами с виконтом Веллингтоном, наблюдавшим, как они танцуют, он мог бы теперь с чистой совестью покинуть бал. Он мог бы подумать о предстоящих трудностях и позабыть о женщине, которая, несмотря на все его волевые усилия, обращалась с ним как с игрушкой с тех пор, как они познакомились в Лиссабоне.
А теперь ему придется прождать не менее двух часов, чтобы пройтись с ней по садику ее тетушки, причем без сопровождения компаньонки. При одной мысли о предстоящей прогулке ему захотелось выругаться последними словами, а в паху появилась щемящая боль.
Был теплый летний вечер, и в садике графини, защищенном от малейшего ветерка, было тихо и тенисто. Здесь росли деревья, дававшие прохладу днем, и цветы, наполнявшие воздух ароматом даже по ночам.
— Как хорошо, что вы предложили прогуляться здесь, — сказала Жуана, взяв под руку капитана Блейка. — Здесь так спокойно и прохладно. — Она закрыла глаза и полной грудью вдохнула свежий воздух.
— Да, на редкость удачная мысль пришла мне в голову, если учесть, что я даже не подозревал о существовании такого садика.
Она рассмеялась. Она была приятно возбуждена и печальна одновременно. Возбуждена, потому что ей предстояло пробыть полчаса наедине с ним, а он, несмотря на всю его серьезность и неразговорчивость, привлекал ее гораздо больше, чем любой из джентльменов в бальном зале, которые с готовностью пожертвовали бы своей правой рукой за возможность быть сейчас на его месте. А печальна, потому что ей предстояло обмануть его.
