Росла рядом с двумя мальчишками, грубыми и неотесанными, сама по себе, как сорная трава, пока не попала в монастырь в Эннэбоне. Бегала по лугам и лесам, лазила по деревьям, и вполне может быть, братья-дикари, Тюдаль и Морван, научили девочку пользоваться пращой… Шагая к дому, чьи белоснежные колонны и портал казались в ночи развалинами древнегреческого храма, Жиль чувствовал, как на душу ему ложится тяжесть, а тело сковывает усталость, словно он неделю не отрывался от весел на галерах, а все потому, что размышления понемногу почти переходили в уверенность: Тюдаль и Морван были бандитами, убийцами, разве не могла Жюдит тоже отчасти унаследовать неведомо от кого преступные наклонности? В это трудно поверить, памятуя о несчастной, но достойной и благородной смерти ее отца, но кто скажет с уверенностью, какие темные силы передаются нам с кровью от дальних-предальних предков? Разве сам он не удивлялся порой собственным неистовым порывам, так мало походившим на наследство жестоких корсаров — сеньоров замка Лаюнондэ?
У крыльца друзья расстались. Понго с радостью повернул к конюшне, где у него был свой закуток; он ни за что не хотел войти вслед за хозяином в дом, впрочем, в доме жили только женщины. Под колоннами Турнемина поджидал Хантер.
— Господин будет еще выходить или можно запереть дом? — спросил он уважительно.
— Можете закрывать. А скажите-ка, друг мой, где миссис Хантер? Я, кажется, ее так и не видел.
— Она уехала на несколько дней. У ее сестры в Кармеле родился седьмой ребенок. Госпожа де Турнемин любезно позволила ей заняться шестерыми старшими, поскольку госпожа Готье великолепно справляется с хозяйством и вполне может заменить мою жену.
— Стало быть, все замечательно. Спокойной ночи, Хантер. Завтра мы с вами посмотрим вместе книгу расходов, раз миссис Хантер нет дома.
— Я к вашим услугам, господин шевалье. Желаю вам спокойной ночи. Госпожа Готье поручила мне передать, что ваша комната готова.
Анна уже сама поджидала его на верху лестницы с подсвечником в руке. Молча прошла, показывая дорогу Жилю, в просторное помещение, занимавшее один из углов дома, окинула его еще раз взглядом, чтобы убедиться, что все в порядке, поставила подсвечник на стол, за которым, возможно, работал сам Вашингтон, слегка присела в реверансе и направилась к двери. Но Жиль остановил ее, прежде чем Анна успела переступить порог.
— Только одно слово, Анна. Какую комнату занимает моя супруга?
— Ту, что находится в конце коридора… как раз напротив вашей.
— Она сама так решила? Я имею в виду, комнату для меня выбрала жена?
Анна Готье заметно смутилась, отвела глаза, но не ответить не могла:
— Это было ее распоряжение.
— Прекрасно. В таком случае, отправляйтесь к ней и скажите, что я сейчас приду. Раз она вновь обрела цветущее здоровье, нет никаких причин для… как бы получше выразиться, раздельного проживания.
Анна покраснела до корней волос. Неприличный подтекст сообщения, которое она должна была передать Жюдит, ставил ее в неловкое положение, но Жиль сознательно стремился дать жене публичный урок, он знал, как оскорбит гордячку ультиматум на манер Людовика XIV. Однако Анна была не из тех, кто оспаривает приказы хозяина, какими бы странными они ни казались, она лишь вяло проронила: «Хорошо, господин Жиль…»
— А вы, Анна, где живете? На третьем этаже?
— Нет. Миссис Хантер очень полюбилась моя Мадалена, и она поселила нас в своем домике.
Это…
— ..гораздо приятнее, я вас прекрасно понимаю, — с улыбкой сказал Жиль. — Ну что же, спокойной ночи, Анна. Отдыхайте…
Оставшись один. Жиль разделся и занялся вечерним туалетом. Анна позаботилась решительно обо всем — она даже наполнила горячей водой медную ванну, занимавшую чуть ли не всю ванную комнату рядом со спальней. Такая услужливость заставила Турнемина улыбнуться: хорошо же он, видно, пропитался дымком индейских костров, если нос уважающей себя экономки не смог перенести такого запаха. Окунувшись в ванну, Жиль почувствовал, что Анна щедро добавила в воду розовой эссенции: он терпеть не мог, когда розой пах мужчина, хотя с самим этим запахом у него были связаны воспоминания о восхитительном теле графини де Бальби.
Так что Жиль не стал засиживаться в пахнущей женщиной воде и постарался отбить аромат розы марсельским мылом и гаванской сигарой, которую он закурил, едва выйдя из ванны. Потом, чтобы соблюсти чувство меры, он полил себя духами Жан-Мари Фарина — парфюмера из Кельна, а аромат дыханию решил придать хорошим глотком рома — его жидкое пламя пролилось ему в горло живительной рекой, немного отогрев заледеневшее сердце. Теперь его комнату наполнял дух тонкого табака, придававший незнакомому помещению атмосферу тепла и уюта, которых не было прежде, несмотря на все усилия Анны.
Слегка подкрепившись, Жиль стал думать, во что одеться для встречи с супругой, которая, как он догадывался, покладистости не проявит. В конце концов он выбрал самое простое — накинул просторный халат из черного бархата, отделанный золотым шнуром, даже не перебинтовав раненную в бою с Корнплэнтером руку. Впрочем, рана уже закрылась и зарубцовывалась нормально. Сунув ноги в домашние туфли. Жиль тщательно расчесал свои белокурые густые волосы, завязал их сзади черной лентой и, окончив таким образом приготовления, взял свечу и вышел из комнаты. Однако прежде он переложил из кармана матросской куртки в карман халата крохотный кусочек кружева.
Коридор был погружен в темноту, лишь из-под двери напротив просачивалась полоса мягкого света. Турнемин направился прямо к ней, коротко стукнул один раз и, не дожидаясь ответа, вошел.
Жюдит, все еще в бальном платье, сидела возле туалетного столика, а Фаншон распускала ее великолепную прическу. Взяв в каждую руку по щетке, горничная проводила ими по длинным прядям цвета теплой карамели, и те с каждым движением расчески становились все более блестящими.
Появление Жиля не смутило женщин. Фаншон не отрывала глаз от своего занятия, погрузив руки в красное золото волос хозяйки, она даже не повернула головы, но Жиль заметил, как задрожали, сдерживая волнение, ее губы. Жюдит тоже даже не шелохнулась, а с насмешливой улыбкой на прелестных устах проговорила:
— Как видите, я еще не закончила свои вечерние приготовления. Так что, дорогой мой, приходите попозже… гораздо позже, туалет занимает у меня страшно много времени. Хотя, может быть, у вас не хватит терпения ждать так долго и вы ляжете спать, что было бы вполне естественно, поскольку вы только что вернулись из утомительного путешествия…
— Пора уже знать, Жюдит, что терпением я не обладаю. По крайней мере, когда дело касается вас. Выйдите, Фаншон!
