Воздух постепенно становился прохладным и влажным, а ощущение навалившейся на плечи тяжести все усиливалось.
— Мне кое-что непонятно, лорд Гриффит.
— Йен, пожалуйста.
Джорджи приостановилась на лестнице и улыбнулась ему, обрадованная разрешением называть его по имени.
— Я не поняла, почему вы проехали полсвета, чтобы отдохнуть на Цейлоне? — весело спросила она. — Путешествие из Англии занимает несколько месяцев, не так ли?
— Верно, — согласился он. — Мне было необходимо расслабиться.
Она скептически на него посмотрела.
— Но, насколько я поняла, вас отозвали, прежде чем вам это удалось?
— Очень заметно? — рассмеялся он.
— Немного. Все же почему вы уехали так далеко?
— Не знаю, — пробормотал он. — Полагаю, мне хотелось убраться как можно дальше.
— От чего именно?
— От всего. — Избегая ее взгляда, он отогнал назойливого мотылька. — От работы. Ответственности. Прошлого.
Джорджи сочувственно вздохнула.
— От воспоминаний о жене?
Йен потер щеку и смущенно нахмурился.
— Да… и от этого.
Джорджи улыбнулась. Очень нежно.
— Жизнь для живых, Йен.
— Да, так все говорят. — Он отвел глаза, осматривая таинственную, погруженную в темноту пещеру. — Поразительное место! Пойдемте посмотрим поближе.
Древняя пещера была переполнена свидетельствами времени. Фрески, изображавшие сплетавшихся в объятиях любовников, потрескались и выцвели, но все еще были полны жизни. Ими был украшен даже потолок.
Курящиеся благовония и подношения из цветов украшали ноги изображенных бодисатв, идущих по каменистым тропам к просветлению. Колеблющиеся огоньки свечей отбрасывали неверные тени на барельефы, и казалось, что маленькие каменные фигуры двигаются и танцуют.
Мрачная атмосфера создавала впечатление, что они похоронены заживо в каменных саркофагах. И лишь непристойные изображения со всех сторон призывали их обнять жизнь с бесстрашным самозабвением и забыть обо всех условностях.
Живи днем…
Йен, должно быть, думал о том же, потому что неожиданно остановился и спросил:
— Как умерла ваша мать?
— Во время прогулки, — удивленно ответила она, — ужасная трагедия… она утонула.
Странное выражение — возможно, шок — промелькнуло в зеленых глазах, лицо его напряглось.
— Мне очень жаль.
Она пожала плечами. Скорбь долгое время боролась с гневом в ее сердце. И каждый раз гнев брал верх при мысли о глупейшей ошибке, совершенной матерью в тот день.
— Она поехала с подругами на пикник, и они приблизились к реке, вздувшейся после муссонных дождей. Дамы оказались нетерпеливыми и потребовали от возницы перебраться на другую сторону. Тот пытался объяснить им, что это небезопасно, но они настаивали, и всех унесло течением.
— Какой кошмар, — глухо обронил он.
— Как насчет вашей жены?
— Лихорадка. — Йен отвел глаза. — Так что вы хотели сказать мне?
Поспешность, с которой он сменил тему, и стоический тон вызывали сочувствие, и у нее не хватило духу расспрашивать дальше. Кроме того, и времени было не так много.
— Скажите, Шаху присутствует на ваших переговорах с махараджей? — едва слышно спросила она, увлекая его в тень, отбрасываемую толстой колонной.
— Да. Он будущий правитель Джанпура, и отец хотел преподать ему урок дипломатии.
— Вы не должны ему доверять.
— Я и не доверяю, особенно учитывая его поведение по отношению к вам. Но почему вы это сказали?
— Попав в гарем, я обнаружила, что он каждый день приходит повидаться с матерью. И, познакомившись с махарапи Судханой, я заподозрила, что она что-то затевает.
Йен насторожился.
— О чем вы?
— Думаю, сын рассказывает ей все, что происходит на переговорах. Знаете ли вы, что она сестра Баджи Рао?
— Да… я слышал, — помедлив, ответил Йен.
— Но что, если она использует своего сына как шпиона? Она вполне может передавать информацию брату.
— Думаю, Джохар умеет держать жену в руках, — возразил он. — И она не выходит за пределы гарема. Кому она может передавать информацию? И, кроме того, это означает, что она предает своего мужа. Зачем ей это?
— Месть, разумеется.
Йен свел брови.
— Разве вы не знаете, что махараджа безумно влюблен в Мину? — улыбнулась она.
Йен раздраженно вздохнул и потер лоб.
— В тонкости любовной жизни махараджи меня не посвятили. Черт возьми, брошенная женщина…
— Брошенная махарани, — поправила Джорджи. — Возможно, вам стоит позаботиться о том, чтобы наследника не допускали на переговоры.
— И какой же предлог я должен выдумать, не оскорбив при этом махараджу, да еще смертельно? Сказать Джохару, что его сын — гнусная змея, а жена замышляет заговор? Вряд ли он тут же подпишет договор.
— А если у нас будут доказательства? — поспешно спросила она, и Йен бросил на нее подозрительный взгляд.
— В зенане есть комната, где махарани принимает посетителей. Никого из посторонних туда не допускают. Если она что-то скрывает, то только в этом помещении. Бьюсь об заклад, я смогу пробраться туда и посмотреть…
— Нет, — твердо отрезал он, тыча пальцем ей в лицо. — Держитесь подальше от всего этого. Вам и без того грозит опасность. Это не игра.
— Йен, имея двух братьев, которые рвутся в любое сражение, я лучше других понимаю, как высоки ставки. И сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам предотвратить войну.
— Очень мило с вашей стороны, но я не собираюсь совать нос в домашние ссоры махараджи. Это неприлично и оскорбительно для него. Я просто постараюсь решить другую часть уравнения: выставлю часовых, пусть отслеживают возможных шпионов, которых посылает из форта махарани.
— Невозможно. Слишком много ворот и слишком много выходящих из дворца людей: слуг, торговцев, рабочих. Кроме того, видите, как легко режется песчаник?
Она показала на окружавшие их скульптуры.
— Большинство старых фортов оснащены подземными ходами. И махарани, разумеется, о них знает. Поскольку я имею доступ в гарем, у вас есть шанс узнать, что происходит в действительности. Поймите, она способна погубить все ваши замыслы.
— Даже если и так, она опоздала. Наши переговоры почти закончены. Уверен, что махараджа собирается подписать договор. Джорджиана, вы меня слышите? Я не желаю, чтобы вы вмешивались. Слишком опасно!
— Я не боюсь.
— В этом и проблема, — парировал он. — Вы поставили себя под удар самим приездом сюда и привлекли чересчур много внимания. Все мужчины в этом зале, если не считать ваших братьев, сражены вашей красотой. Даже Шаху.
