– Работорговцы занимаются перевозками людей ради наживы, мистер Баллантайн. Если мне придется доставить этих бедолаг в суд, то только из соображений целесообразности и еще потому, что другие суды переполнены заключенными. Я надеялся отправиться в Норфолк с пустыми трюмами, но вы не сочли нужным подчиниться мне во время артиллерийского обстрела.
Баллантайн стиснул зубы. Он приказал орудиям «Орла» прекратить огонь по Змеиному острову, когда замолчала последняя пушка осажденных, а Дженнингс хотел уничтожить все живое, что еще оставалось на берегу.
– Я против того, чтобы сражение превращалось в бойню, – возразил Баллантайн и заметил, как сверкнули глаза Дженнингса. – Наши люди вполне способны на это.
– Ваши заявления граничат с неподчинением, мистер Баллантайн, как и ваши действия в тот день. Те люди – пираты, а воры, торговцы проститутками, убийцы и изгои общества... они заслуживают именно того, что получили от нас. Вероятно, сострадание начинает затмевать ваше чувство долга. До меня даже дошел тревожный слух, что теперь вы собираетесь одного из их щенков сделать своим слугой. Это правда?
– Он еще мальчишка. – Баллантайн не был готов к защите и не понимал, как мог Дженнингс узнать о его намерении. – Он едва вырос из коротких штанишек.
– Юность, похоже, вовсе не влияет на их человечность и склонность перерезать горло другому. – Дженнингс опустился на ближайший стул и, сплетя пальцы, положил руки на выпирающий горой живот. – Эти люди понимают только силу, мистер Баллантайн, а не слабость. Они уважают поборников строгой дисциплины, а не бесхарактерных людей. Я удивлен, что вы собираетесь взять на весьма ответственную должность одного из них, а не кого-нибудь из наших собственных ребят. Сколько времени прошло после смерти вашего прежнего слуги?
– Три месяца, – ответил Адриан.
– Ваш брат стал бы со временем прекрасным моряком. И мне очень жаль, что он погиб таким юным. Вы, должно быть, очень горюете по нему?
– Смерть Алана была несчастным случаем, и я с этим смирился.
– Несчастный случай, – Дженнингс. – Мужественно сказано, мистер Баллантайн. И честно говоря, я завидую вашей способности иногда отступать и рассматривать мир так, как будто вы не являетесь его частью, как будто вы здесь для того, чтобы судить, а не быть судимым. Некоторых людей такая праведность постепенно разъедает, пока однажды они просто не погибают от непосильной ноши постоянной безукоризненности. Это то, что произошло с вами, лейтенант? Это то, что происходит снова?
– Что вы имеете в виду, сэр?
– «Что вы имеете в виду, сэр?» – Лицо Дженнингса покрылось красными пятнами, и он наклонился вперед. – Ваше прежнее, настоящее и будущее положение на борту этого корабля, сэр. Ваше абсолютное неуважение к любым авторитетам, кроме собственного. Ко мне, например. Я давно чувствую, что вы с презрением относитесь ко мне. Это не так?
Вопрос был провокационным, и Адриан не стал на него отвечать.
–Бывают случаи, когда я ясно вижу в вас жгучую потребность поторопить меня на пути в высший суд, – продолжил Дженнингс, злорадно улыбаясь. – Меня удивляет, неужели капитан Сатклифф, мой невезучий предшественник, был столь недальновидным?
– Инцидент с капитаном Сатклиффом – это особый случай. – Адриану с трудом удавалось говорить спокойно.
– Тем не менее вы ударили старшего по званию офицера. Когда лед, так сказать, сломан, для следующего ныряния потребуется сил вдвое меньше.
– Наоборот, намного больше.
– Вы заняли мудрую позицию, мистер Баллантайн, так как очень хорошо знаете, что вас ждет трибунал, жаждущий с позором вышвырнуть вас с флота, если вы дадите кому-либо из начальства хотя бы малейший повод к неповиновению. Вы заслужили неудовольствие нескольких офицеров высшего ранга – и мое в том числе – тем, что посмели выставить Сатклиффа пьяницей и неумелым командиром. Итак, – Дженнингс наслаждался гневом, окрасившим щеки его первого офицера, – вы это уже осознали. И еще вы понимаете, что ваша судьба целиком в моих руках. Ваше доброе имя и честь вашей семьи зависят от того, решу ли я, что вы исправились, или нет. Исправления не добиваются демонстрацией высокомерия или некомпетентности. Помните об этом и знайте, что я считаю вас лично виновным в отсутствии бдительности, из-за которой случилось несчастье, происшедшее сегодня вечером. И еще, в будущем я буду считать вас ответственным за любые подобные случаи, не важно, мелкие или крупные. А что касается этого инцидента, то можете сказать сержанту Раунтри, что завтра ровно в одиннадцать я с удовольствием буду присутствовать при наказании узников, ответственных за захват моего корабля. Триста ударов каждому из тех двоих, кто посмел поднять мятеж, и три дюжины ударов каждому караульному, кто плохо их охранял. Остальных заключенных посадить на половинный рацион.
– Сэр, – заговорил Баллантайн после долгого напряженного молчания, – осмелюсь почтительно напомнить вам, что два узника смертельно ранены. Ни один из них не выживет после трех сотен ударов.
– Совершенно верно, лейтенант. Пусть это послужит предупреждением остальным, кто вынашивает фантастические планы освобождения. И любые дальнейшие жалостливые просьбы о снисхождении, – он повысил голос до крика, чтобы его услышали собравшиеся в кают-компании, – обеспечат просителю достойное место на вантах рядом с осужденными! Мы поняли друг друга, лейтенант?
Губы Баллантайна превратились в тонкую бескровную линию. Он перевел взгляд с капитана на Миранду и пришел в еще большую ярость от злорадного блеска в ее глазах.
– Я спросил вас, лейтенант, понятны ли вам мои приказы? – раздельно повторил Дженнингс.
– Триста ударов, – коротко ответил Баллантайн. – Еще что-нибудь, сэр?
– Да. – Дженнингс пристально посмотрел на лейтенанта. – Этот парень, к которому вы так доброжелательно относитесь... у него есть имя?
– Курт, – медленно ответил Адриан. – Курт... Браун.
– Ну, – Дженнингс обернулся к Миранде, – ты знаешь этого парня? Он способен раскаяться в своих преступлениях или скорее воткнет нож в спину моим спящим офицерам?
– Курт? – Тигриные глаза сузились, Миранда перестала покачивать ногой и, наморщив лоб, взглянула в холодное лицо лейтенанта. – Курт Браун?
– Так он назвал себя, – спокойно ответил Адриан. Еще минуту Миранда размышляла над именем. Курт Браун? Она не знала ни одного парня с таким именем. Курт? Корт? Кортни? Нет! Этого не может быть!
Миранда застыла, когда пелена спала с ее глаз, но в следующее мгновение она взяла себя в руки, однако Адриан успел заметить тот же огонь неприкрытой ненависти, который раньше увидел в глазах Кортни. Он сжался, ожидая сокрушительного удара и понимая, что Миранда с радостью отплатит ему за недавнее оскорбление, когда он посмел ею пренебречь.
