Перед следующим праздником Алиса предусмотрительно не выпила ни капли воды, чтобы, не дай Бог, не пришлось выйти из бальной залы хоть на минуту. Она не пропустила ни одного танца, лихорадочно улыбаясь молоденьким юнкерам. Боковым зрением она все время следила за графом Турбенсом, нервно постукивающим лорнетом в своей ложе. Между мазуркой и менуэтом граф из ложи пропал, и у Алисы отлегло от сердца. Она так искренне улыбнулась очередному кавалеру, что глаза у того заблестели. Однако радость ее была преждевременной, потому что после менуэта классная дама резко выговорила ей за то, что у нее растрепалась прическа и вид совершенно неподобающий. Она приказала Алисе немедленно покинуть залу и привести себя в порядок.
Граф схватил ее прямо в коридоре. И Алиса догадалась, что здесь все заодно. Это настолько потрясло ее, что она так и простояла истуканом под натиском мерзких лап графа и влажных лягушачьих прикосновений его губ к своей шее. Надеяться отныне было не на кого и не на что. Пожаловаться разве бабушке? Но ведь она собственноручно вручила Алису таким вот графам на растерзание…
И вот теперь, перед приближающимся балом по поводу окончания учебного года, Алиса смотрела в темные воды Невы и с тоской искала выход из сложившегося положения. Она тщетно пыталась вытеснить образ Наденьки Глинской из памяти, но у нее ничего не получалось. Алиса узнала многое о судьбе девушек, имевших несчастье приглянуться кому-нибудь из придворной свиты. И лихорадочно перебирала в памяти подобные случаи. Во-первых, приближалось лето, а значит, ее могут увезти, как Ольгу Львову, в какую-нибудь загородную резиденцию графа. Там он будет делать с ней все то же, что и в коридорах Смольного, или и того хуже… Как хуже — Алиса не представляла, но ей было довольно и того, что пришлось вытерпеть. Судьба ее решится в зависимости от степени толерантности, которую она проявит. Если будет сговорчивой и уступчивой, возможно, получит к осени статус фрейлины при одной из великих княжон. Если же графу что-то придется не по вкусу, ее возвратят в Смольный. Это на ее памяти случалось уже дважды, и она до сих пор вспоминает, как «счастливицы» после возвращения прятали глаза и как их все время шпыняли классные дамы, пока одна из них не померла от чахотки, а вторая не исчезла бесследно. Причем после ее исчезновения по институту упорно ходили слухи, что скончалась несчастная от преждевременных родов.
Алиса в последнее время на прогулках особенно часто и подолгу смотрела на Таврический дворец. Она знала, что дворец подарен императрицей Екатериной князю Потемкину-Таврическому за заслуги его перед державой. Но догадывалась и о том, что главные его заслуги состояли, пожалуй, вовсе не в служении Отечеству. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что император Павел превратил дворец в казармы, устроив манеж и конюшни в лучших его залах. Затем дворец восстановили, но он так и не обрел нового хозяина и, по слухам, до сих пор стоял в запустении.
Воспитанниц института раз в год выводили гулять в Таврический парк. Впечатлений после этого было столько, что хватало до Сочельника. Там можно было увидеть (хотя бы издали) скачущего по дороге посыльного, прохожего, а если повезет и какого-нибудь молодого красавца. После таких прогулок между девочками восстанавливалось перемирие и перед сном в дортуаре они рассаживались на полу, подстелив салопчики, чтобы обсудить увиденное до мельчайших деталей. «Вы обратили внимание, какая на нем была шляпа? Нет?! Так я вам расскажу…» В такие ночи традиционно пересказывали друг другу историю о бравом гусаре, на пари вызвавшемся переночевать в заброшенном замке и столкнувшемся там с призраком князя Потемкина. Дело было в полнолуние, и крик перепуганного юноши многие рассказчицы якобы слышали… История эта передавалась от старших девочек младшим по наследству, поскольку выдумать другую у них не хватало фантазии.
На Троицу устроили приемный день, и в рекреационной зале осталось только три девочки. Праздник был особенный, погода расчудесная, среди посетителей — толпа молодых людей, выпускников военных училищ. Мальчишки стремились продемонстрировать девочкам новую форму и выглядели среди барышень молоденькими петухами. В роскошной зале Смольного было шумно, и Алисе, как в детстве, захотелось, чтобы и к ней непременно приехали. Пусть бабушка, или няня, или пусть пришлют кого-нибудь из слуг — все равно.
Охваченная (в который раз!) пустой надеждой, она спустилась по лестнице вниз, и тут же на нее налетели два молодых человека, явно не военного склада, сопровождавших ученицу младших классов, радостно угощавшуюся конфетами.
— О мадемуазель, — театрально заговорил тот, что поменьше ростом, — я, разумеется, приношу вам мои не совсем искренние извинения. Честно говоря, я не отказался бы столкнуться с вами еще раз…
Пока он говорил, Алиса в упор смотрела на его спутника, а тот как завороженный разглядывал ее. Это было неприлично, но молодой человек настолько поразил ее своей необыкновенной внешностью, что Алиса никак не могла оторвать от него взгляда. Еще бы жгуче-черные волосы и темно-синие глаза на смуглом лице…
— Перестань, Сошальский, — сказал молодой человек другу. — Нам действительно очень жаль, — обратился он к Алисе, собираясь что-то прибавить, но она уже быстро взбегала по ступенькам вверх.
— Ну вот, — подмигнув Саше, притворно вздохнул Сошальский и шепотом, так, чтобы не услышала маленькая кузина, которую он навещал по поручению матери, добавил: — Это тебе не девочки Зи-Зи, тут такие пташки…
После богослужения вечером труппа артистов давала спектакль. Скучнейшую пьесу Поля де Кока Алиса смотрела вполглаза и слушала вполуха. Не до пьесы ей было. Завтрашний бал делал ее больной, и старый как мир человеческий инстинкт, называемый отчаянием, терзал ее душу.
Спектакль закончился под бурные аплодисменты воспитанниц. Восторженные взгляды были устремлены на сцену, и никто не обратил внимание на то, как Алиса скользнула в комнатку, отданную артистам под гримерную, где в больших коробах лежали костюмы и реквизит.
Алиса действовала быстро и четко, словно всю жизнь готовилась к этому шагу. Думать о том, что она теряла и что обретала, решившись на такое безумие, было некогда. Алиса без труда подобрала себе мужской костюм. Точнее — восточный костюм мальчика.
И когда из залы стали выносить декорации, под их прикрытием выбралась из института. Когда она проходило мимо сторожа Василия, сердце ее сжалось — жаль было покидать бравого старичка. На минуту ей показалось, что тот смотрит ей в глаза, лицо его потеплело и он улыбнулся Алисе. А потом чуть поднял руку, словно собирался помахать на прощание. Или ей это только показалось в суматохе…
