Филипп не мог припомнить, когда в последний раз ему доводилось иметь дело с таким сильным противником, да вдобавок проиграть. И никогда прежде проигрыш не доставлял ему удовольствия. Но прелестная смущенная улыбка, осветившая лицо графини, когда та поставила ему мат, совершенно обезоружила Филиппа.
А слово «прелестная» не часто приходило в голову, когда он думал о мадам де Корбевиль. Живая, обольстительная, яркая, она напоминала прекрасную сирену. Но та застенчивая улыбка вовсе не была улыбкой сирены. В ней сквозила очаровательная неуверенность, беззащитность. Так улыбаются женщины из плоти и крови. Казалось, с графини вдруг спала маска, приоткрыв на мгновение ее истинное лицо. Пожалуй, Филиппу никогда не доводилось видеть более захватывающего, волнующего зрелища.
Он повертел в руках пустой бокал графини.
– Лимонный ликер или клубничный? Или, может быть, кларет?
– Лимонный ликер с шампанским, – улыбнулась мадам де Корбевиль. – Если после Ролли что-то еще осталось. Кажется, мой брат выпил немало вина.
Достав из ведерка со льдом две непочатых бутылки – ликер и шампанское, – Филипп ловко открыл их.
– Это неудивительно. Боюсь, большинство мужчин пожелали бы взбодрить себя выпивкой, пытаясь укротить Ливи.
Графиня изумленно приоткрыла рот, глядя на Арлингтона. Казалось, она в растерянности и не знает, что сказать. Наконец, шаловливо хихикнув, она потянулась за бокалом.
– Преодоление трудностей пойдет Ролли на пользу, – произнесла она, вращая бокал, чтобы смешать настоянный на лимоне бренди с шампанским. – Он привык, что женщины сами падают к нему в объятия, словно спелые плоды.
Филипп на мгновение смутился. Он лишь пошутил, а сестра Девира говорила серьезно. Ливи никогда не доставляла отцу ни малейшего беспокойства. Во всяком случае, до того дня, когда она, оставив дом мужа-двоеженца, нашла пристанище у бабушки. Арлингтон не мог себе представить, что дочь, нуждаясь в помощи, будет искать защиты не у него. Даже теперь при мысли об этом он испытывал мучительную, жгучую боль. Он всегда желал для дочери самого лучшего, мечтал видеть ее счастливой, обеспеченной, защищенной. Но, поступив согласно его воле, Оливия оказалась жертвой подлого предательства.
Филиппу хотелось бы верить истории о давней негасимой любви между Девиром и Ливи, но в душе он знал, что это не более чем выдумка. Ощутив, как к горлу подступает ледяная волна горечи и гнева, Арлингтон поспешил подавить в себе это чувство.
Он хорошо знал дочь. Если бы она отдала кому-то свое сердце, то никогда не согласилась бы выйти замуж за другого. Нет, Оливия со своим «женихом» разыгрывали комедию. Филипп понимал, что утратил доверие дочери и она нашла себе другого защитника. Теперь ему оставалось лишь полагаться на ее рассудительность.
Арлингтону не давал покоя вопрос, как Оливии удалось заставить Девира подчиняться ей. И разумеется, оставалось неясным, как она собиралась держать в узде этого человека.
Грянул первый залп, и ночное небо озарилось огнями фейерверка. Когда розовый отсвет растаял в сгустившейся тьме, воздух наполнился острым запахом пороха. Марго потянула Арлингтона за собой к лестнице ротонды, откуда удобнее было любоваться зрелищем. Опершись на перила балюстрады, окаймлявшей открытую галерею, которая, опоясывая здание, вела к ложам первого этажа, Марго замерла, молчаливо наблюдая, как с кораблей на Темзе взлетают ввысь шутихи и взрываются в небе над головой.
Каждая вспышка огней сопровождалась громкими восторженными криками, визгом и счастливым смехом, словно публику, собравшуюся в саду, составляли дети. Цветные фонарики, украшавшие павильон, отбрасывали причудливые красные, синие и багровые отсветы на лицо Арлингтона, придавая ему сходство с самим Люцифером.
Арлингтон повернулся к Марго, и у нее от волнения перехватило дыхание. Обхватив обеими руками запястье графа, она медленно повела его вдоль галереи.
Насмешливо вздернув брови, он послушно последовал за ней мимо открытых лож, где за столами сидели люди. Несколько раз Марго с графом пришлось протискиваться сквозь толпу зрителей, высыпавших на галерею, чтобы увидеть фейерверк.
– Не хотите насладиться зрелищем? – спросил Арлингтон, когда, обогнув павильон, заслонивший от них реку, они уже не могли видеть яркие вспышки огней. Эта часть галереи выглядела безлюдной, вымершей.
Пожав плечами, Марго ускорила шаг.
– Готова поспорить, что все, кому не удалось заполучить ложу с видом на реку, устремились сейчас в сад, чтобы полюбоваться фейерверком.
Легкое замешательство Арлингтона сменилось внезапной догадкой. Лицо его исказилось, в глазах вспыхнул тот же хищный, страстный огонь, что и в карете, когда на миг граф утратил власть над собой. Марго, смеясь, потянула его к приоткрытой двери в затемненную ложу.
Ее расчет был безупречен. Никто не станет гасить свечи, намереваясь вскоре вернуться. В полумраке ложи Марго разглядела небольшой столик и стулья, сдвинутые к краю балкона, выходящего в зал. Между взрывами петард слышалось приглушенное треньканье – музыканты настраивали свои инструменты.
Пинком затворив дверь, Арлингтон схватил один из резных, украшенных позолотой стульев.
– Что вы… о… – начала было Марго, но тотчас осеклась. Арлингтон установил стул под ручкой, заклинив дверь, и повернулся. Даже в полумраке на лице его читалась жадная, голодная страсть.
– Это безрассудно, глупо, – проговорил он, шагнув к Марго. Его руки замерли в воздухе, словно он боялся прикоснуться к ней.
– Нет, глупостью было терять время на игру в шахматы по пути сюда, – возразила Марго. Упершись ладонями Арлингтону в грудь, она толкнула его на ближайший стул.
Тело ее вспыхнуло жаром, ноги и руки налились тяжестью. Обжигающая волна прокатилась от груди к бедрам. Вот уже больше полугода мужчина не прикасался к ней. За все годы замужества Марго и шести дней не прожила без любовных утех. Правда, в постель с ней не всегда ложился муж, но и Этьен тоже даром времени не терял…
Схватившись за платье Марго, Арлингтон притянул ее к себе, едва не сбив с ног, и рывком усадил к себе на колени, взметнув вверх пышные юбки. Одним нетерпеливым движением Марго оседлала его и невольно вздрогнула, когда серебряная отделка его камзола царапнула ее ногу выше чулка.
Граф обхватил ладонями ее бедра. Его жаркие губы жадно прильнули к ее шее. Все сомнения Марго тотчас рассеялись, как дым на ветру. Арлингтон не проникся к ней презрением, он желал ее так же сильно, как и она его. Раздвинув дрожащими руками ворох смятых юбок, она вцепилась в сюртук Арлингтона. Ее ладони скользнули по его груди к животу, нащупали застежку на бриджах. Граф с шумом втянул воздух, когда ее пальцы высвободили и плотно обхватили его жезл.
