Мадам де Корбевиль что-то сказала графу, когда они подошли к китайскому павильону, где сидели за картами их знакомые. Арлингтон рассмеялся в ответ, отчего сердце Генри едва не выскочило из груди. Руки сами собой сжались в кулаки. Охваченный гневом, он шагнул было к графу, но вовремя опомнился.
Генри хорошо знал, что такое влюбленный мужчина. Видит Бог, ему слишком часто приходилось видеть, как посол выставлял себя на посмешище, стоило какой-нибудь итальянке стрельнуть глазами в его сторону. Граф Арлингтон совсем потерял голову от любви. Он так и норовил прикоснуться к мадам де Корбевиль, словно не мог отказать себе в этом удовольствии.
Генри побрел обратно к ротонде, ощущая, как желудок скручивается в тугой узел от ужасного предчувствия. Войдя в ложу, арендованную его друзьями, он опустился на скамью и потянулся за открытой бутылкой с бренди. Одна из кокоток, захваченных из города, чтобы развлекать компанию, тотчас уселась к нему на колени. Одуряющий запах роз ударил Генри в ноздри, вызывая легкую тошноту. Сделав знак девице наполнить бокал, он залпом осушил его. Бренди огнем побежал по жилам, успокаивая расходившиеся нервы.
Потаскушка у него на коленях, похлопав ресницами, снова наполнила бокал. Ее рука, проворно раздвинув полы камзола, скользнула к нему в бриджи. Генри с отвращением оттолкнул ее. Лицо девицы ожесточилось, но недовольная гримаса мгновенно сменилась угодливой улыбкой. Опрокинув в себя второй бокал, Генри кивком указал на бутылку:
– Еще, Сюзетта.
– Рейчел, – обиженно надув губки, ответила девица. – Сьюзи танцует с лордом Гарри.
– Рейчел, – попросил Генри примирительным тоном. – Налей мне еще бренди, и тогда, возможно, мы присоединимся к лорду Гарри и твоей подруге.
Рейчел с улыбкой исполнила его пожелание. Повернувшись в сторону зала, Генри заметил Оливию с Девиром, увлеченных прихотливыми фигурами танца. Они сходились и расходились, волосы Оливии развевались, окружая голову сияющим облаком, юбки колыхались при каждом движении. Угрюмо нахмурившись, Генри проводил взглядом пару, пока она не скрылась среди танцующих.
Потерять Ливи и ее состояние было бы крайне огорчительно, но что, если лорд Арлингтон женится вновь и произведет на свет наследника? Такого удара Генри не вынесет.
Роуленд пересек двор Таттерсоллз, направляясь ко входу в конюшню, и в лицо ему сильнее пахнуло удушливым теплым запахом, смесью пыли, лошадей и кожи. Его друзья стояли в дальнем углу, обступив полукругом лорда Леонидаса Вона.
Наступил понедельник, день платежей. Неделя выдалась весьма удачной, и не только потому, что леди Оливия приблизилась еще на шаг к неизбежной капитуляции. Тейн задолжал ему шестьдесят гиней, Ривз – двадцать, а сам Роуленд никому не был должен ни пенса. Полный самых радужных надежд, он не сомневался, что восьмидесяти гиней хватит с лихвой, чтобы купить превосходного мерина, которого продавал в этот день лорд Леонидас. Едва ли кто-то предложит больше за лошадь, пусть даже выращенную в Дареме.
Роуленд зашагал по широкому проходу между денниками к оживленной кучке молодых людей, окруживших могучего мерина восемнадцати ладоней в холке, вороного, с белой отметиной на лбу, такой широкой, что морда лошади казалась пегой. Остановившись на мгновение, Роуленд окинул беглым взглядом гнедую кобылу из конюшни лорда Дандриджа. Кобыла была хороша, но вороной – просто великолепен. Казалось, он создан, чтобы нести на себе в бой закованного в латы рыцаря с развевающимся над головой знаменем.
Кивнув друзьям, Роуленд восхищенно провел рукой в перчатке по изящно изогнутой шее лошади. Потом почесал вороного за ухом. Тот громко фыркнул и, наклонив голову, ткнулся мягкими губами Роуленду в карман. Потом ухватился зубами за ткань и потянул.
– Ненасытное животное, – проворчал Роуленд, высвобождая сюртук из лошадиной пасти. Разбойник хорошо знал, где искать угощение. Нашарив в кармане кусок сахара, Роуленд скормил его лошади и отряхнул перчатки.
– Ты все еще хочешь его купить? – спросил Тейн, доставая кошелек, украшенный флорентийской вышивкой и отсчитывая пачку банкнот.
Роуленд кивнул и, сложив деньги, сунул их в карман.
– Я был в Дареме, когда покойный герцог, царствие ему небесное, в последний раз выезжал на Разбойнике. Я еще тогда хотел купить вороного, но его светлость не пожелал с ним расстаться.
– Разбойник был дедушкиным любимцем, – с грустной улыбкой заметил Вон, ласково поглаживая лошадь между глаз. – И хотя мне жаль отдавать его, я понимаю, что это, конечно, чистая сентиментальность. Мне нужно место для молодняка.
– Как новый жеребенок? – поинтересовался Ривз.
Лицо Вона просветлело.
– Настоящий дьявол, совсем как его отец. Встал на ноги на удивление быстро и носится по выгону, как ветер, а ведь ему еще недели нет.
В голосе Вона звучала едва ли не отеческая гордость. Роуленд добродушно рассмеялся, а Тейн выразительно закатил глаза. Ривз окинул мерина взглядом знатока и одобрительно кивнул.
– Новый жеребенок – потомок Годолфина, как и Разбойник, верно? – произнес он, доставая из кармана табакерку.
– Да. – Вон привалился плечом к стене и невольно поморщился, когда Ривз, втянув носом щепотку табака, громко чихнул. – Они оба от Скайскрапера.
Тейн тихонько присвистнул.
– Великий жеребец из Дарема. Теперь ему, должно быть, за двадцать.
Вон кивнул.
– Двадцать четыре. Он родился в том же году, что и Щеголь. Едва ли он способен дать много потомства, поэтому каждый его жеребенок настоящее сокровище.
– А как поживает наша мегера, жена Сэндисона? – осведомился Роуленд. – Все еще наслаждается прелестями Кента?
– Благополучно произвела на свет дочь и, как говорят, готовится устроить торжества по случаю крестин. Они с Сэндисоном прибудут в Лондон, как только ребенок достаточно окрепнет для путешествия. – Вон ласково похлопал лошадь по шее, и мерин вскинул голову, тряхнув гривой. – Ты хочешь сделать мне предложение, Девир? Или предпочитаешь подождать аукциона и поторговаться за Разбойника со сквайром Уоттом?
– Так его хочет заполучить Уотт? – Роуленд подавил досаду. Сквайр, заядлый охотник, щедро сорил деньгами, ему случалось выложить целое состояние за лошадь.
– Он предложил мне шестьдесят фунтов, – с довольной усмешкой заявил Вон, – но я ответил ему, что пообещал уступить мерина тебе, если надумаю выставить его на торги. Вдобавок было бы только справедливо решить это дело, так сказать, внутри семьи, а не отдавать лошадь человеку со стороны.
