Джентльмену совершенно не обязательно быть наблюдательным. Еще хуже, если он к тому же умен. К большому сожалению Софии, лорд Руан сочетал в себе оба недостатка.
— Прошу прощения? — удивилась София и посмотрела на него. Его суровые черты оттеняли глаза глубокого зеленого цвета. Надо признать, он был очень красивым мужчиной. И прекрасно знал об этом. Какая жалость, что он умен и наблюдателен. Ибо удержать такого мужчину на коротком поводке будет невероятно трудно. Невозможно предугадать, на что способен такой человек или что он сделает, если немного отпустить поводок.
Ей нельзя даже думать об этом, ведь здесь Маркем. А она — его мать и должна заботиться о том, чтобы не осложнять жизнь своему дорогому мальчику. До сих пор ей это удавалось. Но с Руаном было непросто. Руана она боялась, ибо чувствовала, как трудно будет устоять перед ним.
— Я имею в виду это, — сказал он и кивнул в сторону Пенелопы и Айвстона, которые уединились в полумраке уютного уголка, увлекшись беседой. Прекрасно. События развивались в нужном направлении, причем без малейших усилий с ее стороны.
— Я вас не понимаю, лорд Руан, — сказала она. — Как вам известно, я не приглашала никого из этих людей. Такое впечатление, что они появились здесь по мановению волшебной палочки и не собираются покидать мой дом. Возможно, причиной тому дождь, а не мои чары.
— Вы и сами себе не верите, — сказал он с кривой ухмылкой, что делало его похожим на дьявола.
— Иногда люди говорят так из вежливости, лорд Руан, — сказала она и направилась к окну, он последовал за ней, как преданный пес.
— Трудно поверить, что вас волнуют какие-то правила, кроме тех, которые вы сами установили, леди Далби, — сказал он, — ведь именно это потрясло светское общество, когда вы впервые появились в Лондоне.
— Как вы можете судить об этом, лорд Руан? — спросила она, романтическое настроение уступило место подозрительности. Слишком умный и слишком наблюдательный, вот в чем его проблема. Теперь это стало и ее проблемой. — Вас тогда не было в Лондоне. У меня хорошая память.
— Я ездил по миру, леди Далби, — ответил он. — В определенном возрасте у мужчин возникает потребность в приключениях. Не за горами то время, когда и ваш сын отправится на поиски приключений.
— Почему вы так решили?
— Он сам об этом сказал, когда мы болтали в доме у Олдрета. Я прекрасно помню тот день, ведь именно тогда лорд Кранли окончательно заявил свои права на леди Амелию. Именно этот день дал пищу злой иронии.
Руан так произнес слово «ирония», как будто в этом был скрытый смысл, и София мгновенно почуяла опасность, уловив его намерение проникнуть в тайны ее прошлого, которые она тщательно скрывала от любопытных глаз. Многие представители высшего лондонского света определенного возраста были уверены, что знают о ней все, что представляло интерес, но кое о чем не знал никто. Именно эти сокровенные тайны интересовали лорда Руана, и он явно не собирался отступать. Если так и дальше пойдет, ей придется отказаться от романтического флирта с этим человеком.
Еще вчера она была уверена, что он заслуживает ее внимания.
София заскучала, ведь Каро вышла замуж, а Маркем собирался надолго уехать с Джоном и его сыновьями в Америку. Самое приятное лекарство от скуки — хороший любовник, но это должен быть милый человек, который не станет совать свой нос, куда не следует.
— Дал пищу для злой иронии, лорд Руан? Порицание и сплетни неотступно сопровождают нас по жизни.
— Но редко приводят к таким быстрым последствиям.
— Общественное порицание должно быть хорошо подготовлено и должно опираться на реальные факты. Тогда сатира бьет прямо в цель.
— Что вы считаете определяющими факторами, леди Далби? Насколько сатира искусна? Или своевременна? Или умна?
— Важен результат, лорд Руан. По-моему, я ясно выразилась.
Лорд Руан едва заметно улыбнулся, его зеленые глаза изучали ее лицо. Ну и пусть себе изучает. Она это выдержит и глазом не моргнет. Только бы хватило сил.
— Полагаю, вам тоже приходилось фигурировать в сатирических листках? — спросил он.
— Вы полагаете? Значит, вы не уверены в этом? — парировала она.
Он улыбнулся и кивнул:
— Сдаюсь. Я знаю, что однажды вас жестоко высмеяли и публично осудили. Не думаю, что это приятное испытание.
— Это вопрос, лорд Руан? Сочту это вопросом, потому что я нахожу сатиру забавной, особенно если она касается меня. Разве это не смешно? Мой дорогой, — сказала она и сжала его руку, — неужели вам не приходилось испытать нечто подобное? Как человеку с вашей репутацией, большому любителю приключений удалось избежать порицания общества?
— Я должен чувствовать себя обделенным? — спросил он, явно собираясь усмехнуться.
— Это вам решать, — сказала она, — но запомните, стоит вам совершить что-нибудь необыкновенное или предосудительное, что угодно, выходящее за рамки дозволенного, вас обязательно высмеют и осудят, будьте уверены.
София играла с ним, он наслаждался и принимал правила игры. Неожиданно его взгляд скользнул в сторону Маркема, который что-то оживленно обсуждал с Джоном и его сыновьями, ей тоже бросилось это в глаза, но когда Руан вновь посмотрел на Софию, вся его игривость испарилась без следа. Какая жалость.
— Ему все известно, София. А вы знали, что он знает?
— Да, — ответила она и взглянула ему в глаза, желая показать, что она не сломлена, что в ее мире все в порядке.
Руан кивнул и опустил глаза — в мерцающем свете свечей пол казался почти черным и блестел, как озеро в лунном свете.
— Я был свидетелем тех событий. И помню, как издевались над вами, над Уэстлином, Даттоном, Мелверли. — Он поднял на нее зеленые глаза, обрамленные черной бахромой густых коротких ресниц под прямыми, как стрелы, бровями. — Я видел, что они с вами сделали. Это было так давно, и вы были слишком молоды.
Что это?.. Он смотрел на нее с жалостью. Жалеть ее? Меньше всего она нуждалась в жалости мужчин.
— Это осталось в прошлом, лорд Руан, я тогда была уже достаточно взрослой… и пока еще достаточно молода, вы не находите? — Она выдержала его взгляд с улыбкой, демонстрируя полное неприятие его жалости. Она не нуждалась в сочувствии, такой потребности у нее не было никогда.
— Боже, что же они с вами сделали…
— Дорогой Руан, — перебила она его, — что бы мы ни сделали тогда, мы все в этом виноваты.
— Моя жалость вам не нужна, да? — тихо спросил он.
— Да, мне не нужна жалость, ни ваша, ни чья-либо еще! — отрезала она почти шепотом. Это получилось непроизвольно. Она перешла на шепот, потому что этот разговор, слишком откровенный, подобно интимной близости, требовал деликатности.
