— Нет, сэр. Видите ли, Вивьенн… — у нее задрожал подбородок, — не моя мать. Я не родня ни ей, ни одному из вас.
— Что? — прошептал Джона.
По щекам Эйприл горячими струйками потекли слезы.
— Я всего лишь… — Признание застряло в горле. — Я была судомойкой у мадам Деверо. Я нашла ее дневник. Там упоминался ребенок. Я решила выдать себя за этого, уже взрослого ребенка. Я подумала, что если смогу убедить вас в том, что я ваша дочь, вы испугаетесь скандала и откупитесь от меня в обмен на молчание. — От этой лжи у Эйприл во рту появился привкус скисшего молока. — Но вы не откупились от меня. Вы приняли меня в свой дом и дали все то, чего у меня никогда не было. Как было чудесно, наконец, иметь мягкую постель и еды вдоволь! Но этого мало — ко мне здесь относились как к леди. Вы не представляете, что это для меня значило. Я собиралась немного пожить в этом раю, а потом уехать, не взяв ни пенни. Я действительно хотела так поступить. Но потом вы подарили мне то, на что я не рассчитывала, — любовь семьи. И я не смогла заставить себя отказаться от этого. Это стало для меня ценнее всего на свете.
Она хотела взять Джону за руку, но он поспешно отдернул свою руку, словно его обожгло. Боль на его лице сменилась презрением. Он встал. Губы его были плотно сжаты. Не говоря ни слова, он вышел, и дверь за ним захлопнулась.
Какое-то время Эйприл не слышала, бьется у нее сердце или нет. Она посмотрела на Джереми.
— Вы получили больше, чем рассчитывали, Эйприл, — разбили ему сердце. И мне тоже.
С этими словами ушел.
Эйприл сидела в кресле, ничего не замечая и не чувствуя. Жизнь рассыпалась на кусочки прямо перед ней. Огонь в камине куда-то отодвинулся, и она оказалась в сгущающейся темноте. Она смотрела на пламя сквозь слезы.
Из темноты за ней наблюдали два внимательных глаза.
— Представляю, как вам было трудно.
— Я ненавижу вас за то, что вы заставили меня это сделать.
— Это было необходимо.
— Вы понятия не имеете, чего мне стоило это признание.
— Начнем с того, что все это выдумка.
Она опустила голову.
— Я не хотела никому причинять вреда. Меньше всего им. Они не заслужили моего предательства.
— Нет, не заслужили.
— Получается, что вы все знали с самого начала?
— Это важно?
Нет, не важно. Уже не важно. Она запятнала себя как воровка и лгунья. Она преступница, которую вывели на чистую воду. Она потеряла все. Но еще не за все заплачено.
— Я понимаю, что вы вынуждены отдать меня под арест. Но отпустите Дженни. Все это придумала я. Она здесь ни причем.
— Она сообщница преступления.
Слезы брызнули у Эйприл из глаз.
— Я втянула ее в это. Она всего лишь согласилась помочь мне. Вам нужна я одна. Отпустите ее. Пожалуйста.
Из темноты не доносилось ни звука, потом она услышала:
— Я обдумаю, какое вы понесете наказание. А пока что вы обе не смейте выходить из вашей комнаты. Мы поговорим завтра.
Сон в ту ночь никак не приходил. Эйприл лежала в постели и смотрела на богато обставленную спальню, которая теперь стала ее тюрьмой. Слишком поздно она поняла одну истину — красота, окружающая знатную даму, всего лишь красота позолоченной клетки. Кровать с пологом, мраморная ванна, украшенная камнями королевская расческа — все это потеряло свою привлекательность. Ее неожиданно обретенная семья, ее свобода, да и сама жизнь висели на волоске. В этой комнате ее больше ничто не привлекает и ничто недорого.
Нет. У нее есть Дженни. Эйприл взглянула на заплаканное лицо спящей подруги. Если что-нибудь случится с Дженни, она никогда себе этого не простит.
Наконец, уже после рассвета, измученная Эйприл погрузилась в беспокойный сон. Когда спустя несколько часов ее разбудил стук в дверь, ей показалось, что проспала она всего пять минут.
Это была Сьюзен, горничная.
— Хозяин требует вас к себе в кабинет.
«Хозяин требует»!
Как же она беззащитна! Обман обеспечивал ей защиту Джоны и сдерживал Райли. А без защиты герцога ее положение стало прежним: своенравную судомойку требует к себе хозяин.
Вскоре Эйприл уже стучала в дверь кабинета.
Райли сидел за письменным столом и выглядел очень грозным. Перед Эйприл сейчас был судья окружного суда, маркиз Блэкхит, наследник герцога Уэстбрука, член палаты лордов, девятнадцатый претендент на английскую корону. Ее тюремщик.
Она встала перед столом красного дерева.
— Вы посылали за мной?
Райли откинулся в кресле, сцепив руки на коленях. На нем был безукоризненный синий бархатный сюртук и темно-серый жилет, на шее — серый шелковый галстук.
— Нам необходимо обсудить ваше ближайшее будущее. Садитесь.
Вот так. Даже не сказал «пожалуйста». Вежливость ушла в прошлое. Теперь она всего лишь служанка, и оказывать ей уважение не обязательно. Но Эйприл проглотила гордость, потому что сейчас перед ней была одна единственная цель.
— Милорд, я приму любое наказание, которое вы сочтете справедливым, но я настаиваю на том, чтобы вы немедленно отпустили Дженни.
Он удивленно поднял бровь.
— Вы не в том положении, чтобы на чем-либо настаивать. На вашем месте я бы попридержал язык.
От собственного бессилия у Эйприл сжало горло, снова ей указали на место, и снова она обречена проявлять покорность перед теми, кто стоит выше ее. Злые слезы готовы были брызнуть из глаз и выдать ее слабость. Райли внимательно и с любопытством смотрел на нее.
— Каждый месяц я разбираю много дел, — сказал он. — И большинство заключенных мужчины, попадаются и женщины — почти всегда это преступления семейного характера. Вы весьма заинтересовали меня, Эйприл. Шантаж, воровство, обман… обычно это несвойственно женщинам. Да и вообще подобное преступление необычно для кого угодно.
— Милорд, возможно, вы согласитесь, что и я не совсем обычная.
Он не сразу ответил, продолжая задумчиво ее изучать.
— Согласен. Но почему юная девица пошла по столь необычному пути? При вашем уме наживаться таким извращенным способом… Это просто непостижимо.
— А для чего другого я могу использовать свой ум? Судомойке сообразительность не только не нужна, но и вредна. А сама судомойка нужна до той поры, пока у нее не отсохнут руки, а потом… ее можно выгнать вон.
— Весьма слабый довод в вашу пользу. Думаю, участь судомойки не так ужасна, как угроза заключения в тюрьму.
— Разумеется, ужаснее.
— Что вы сказали? — не понял он.
Она сдвинула брови.
— Мое прошлое пугает меня не меньше, чем будущее.
Райли подался вперед:
— Вы хотите сказать, что не сожалеете о содеянном?
