Теперь, когда они почти уже были на месте, хранить терпение становилось все труднее. Кэтрин слонялась по палубе, тщетно пыталась читать и досадовала на то, что уже изучила весь корабль от носа до кормы, и с нее довольно. Поскольку большую часть вещей уже упаковали, переодеваться к обеду никто не стал. Когда наконец пришло время ложиться спать, Кэтрин заметила, обращаясь к Филлис:
– Ну, сегодня мы вдоволь насмотрелись на поля и пастбища.
– Ох, у меня прям печенка лопается, мисс, – отвечала Филлис. – У меня вот уже где этот корабль.
«Иона» бросил якорь у причала, отведенного для трансатлантических судов, в воды залива, имевшего форму полумесяца и давшего тем самым второе наименование Новому Орлеану. Высадка основательно затянулась: необходимо было соблюсти таможенные правила и разобраться с багажом. Элиза с Кэтрин ждали, сидя на скамейке в таможенном зале, куда их препроводили прямиком со сходней.
– Пусть мужчины занимаются всем этим, – заметила Элиза, поудобнее устраиваясь на скамье со своей шляпной коробкой и ридикюлем. – По крайней мере, хоть какая-то от них польза. – Она с треском развернула веер и принялась озираться кругом.
– Я бы хотела прогуляться, – сказала Кэтрин, которой не сиделось на месте. Так приятно было ощущать под ногами твердую землю.
– Я знаю, что по правилам я должна бы сопровождать тебя, – отвечала Элиза, с трудом подавляя зевоту и прихорашиваясь, – я должна быть твоим гидом и все такое, но уж слишком я устала. Прошлой ночью я глаз не сомкнула от волнения. Может быть, в этот раз ты будешь ангелом и возьмешь с собою одну Филлис? Надеюсь, ты не станешь приставать к незнакомым мужчинам, правда?
– Не стану, но и ты веди себя прилично, – отвечала Кэтрин, и хотя обе шутили, она не могла не заметить, как Элиза стреляет глазами в сторону всякого мало-мальски привлекательного джентльмена в зале.
Элиза была очаровательна в своем утреннем платье из тафты в бело-розовую полоску и крошечной шляпке с перьями, надвинутой на лоб. Ее положение замужней дамы наделяло ее рядом привилегий: прежде всего, она запросто могла отправиться куда угодно, не нуждаясь в компаньонке.
Стоило Кэтрин выйти наружу, как она забыла обо всем и видела перед собой лишь корабли и корабли – всех размеров и подданств в затянутой легкой дымкой гавани. Пришвартованные к длинным деревянным пирсам, качались на волнах океанские сухогрузы, и каботажные суда, и пассажирские пароходы вроде их «Ионы», готовые в любой момент покинуть берег и отправиться в свои бесконечные странствия, такие же подвижные, как вода у пирса.
Здесь же суетилось около дюжины судов с гребными колесами по бокам: знаменитые пароходы, ходившие по Миссисипи, чьи необычно высокие трубы (по две на палубе) чернели на фоне голубовато-белесого неба. Солнечные лучи сверкали на их непорочно-белых или окрашенных в разные цвета бортах и идеально надраенных металлических частях оснастки и поручнях. Развешанные между дымовыми трубами разноцветные флажки плескались и хлопали на ветру. Неуклюжие палубные надстройки этих гигантских двухколесников были украшены именами владеющих ими транспортных фирм: зачастую эти названия были намалеваны гораздо крупнее, чем названия самого корабля, – романтические строки, пробуждавшие в Кэтрин воспоминания о болтовне Филлис про сборище шулеров и женщин легкого поведения: «Золотой Город», «Скиото», «Королева Мемфиса» и «Затмение».
Одни суда походили на простых рабочих лошадок, терпеливо таскавших грузы взад-вперед по водному пути, назначением других было служить деловым людям, спешившим от одной сделки к заключению другой, еще более выгодной, – зато Кэтрин безошибочно выделила ряд судов, предназначенных исключительно для увеселительных прогулок: на ум ей тут же пришла героиня Шекспира царица Клеопатра, плывущая вниз по Нилу в пурпурной ладье, изукрашенной шелками.
Завороженная напряженной жизнью, кипевшей вокруг нее, Кэтрин забыла свои страхи. Здесь царила та же суета, что и в порту Бристоля, – вот только у рабочих кожа была всевозможных оттенков, да перекликались они на нескольких десятках разных языков, совершенно незнакомых ей. Когда они покидали Англию, день был серый и дождливый, – развернувшуюся перед ней картину великолепно освещало тропическое солнце.
Терпеливые тяжеловозы тащили груженые повозки, грохоча по булыжнику огромными подковами, по деревянным настилам с треском катились бочки с товарами, пронзительно свистели пароходные свистки, на палубах судов звонили склянки, в ритм которым жилистые босоногие грузчики несли тюки хлопка, мешки сахара и прочие самые разные товары с берега на палубу или обратно. Над головами кружили прожорливые чайки, присаживаясь на мечты или с хриплыми воплями кидаясь, словно стая ястребов, на кучу отбросов, покрывавших землю.
Служащие самых роскошных отелей, облаченные в белоснежные сюртуки, вылавливали клиентов в толпе сходивших на берег пассажиров. Здесь встречались и бывалые моряки с золотыми зубами и твердыми фибровыми чемоданами, и сельские парни, впервые решившие поглядеть на мир, и морщинистые старухи, ищущие панацею от своих болезней, и владельцы плантаций, приехавшие поразвлечься, – и, конечно же, промышлявшие на реке проститутки, которых можно было безошибочно угадать по чересчур ярким платьям и ботинкам на высоких каблуках.
Респектабельные дамы искали укрытия под зонтами и шли в сопровождении джентльменов во фраках; самые нервные крепко цеплялись за локоть мужа или хватали в охапку возбужденных детей. Бородатые купцы выделялись в толпе своею степенностью: они шествовали не спеша, полностью погруженные в свои деловые беседы, не обращая внимания на щеголей и охотников, грузчиков и солдат, затянутых в мундиры блюстителей порядка и еще многих и многих, заполонивших набережную. Среди взрослых шныряли дети всех цветов и оттенков, предлагая газеты, попрошайничая, пытаясь что-нибудь стянуть или удостоиться чести помочь нести багаж.
Кареты и повозки, роскошные экипажи и коляски, телеги и фургоны сновали взад и вперед по широкой дороге. Среди них выделялись легкие открытые брички, на козлах которых сидели облаченные в ливреи кучера, доставившие своих красавиц хозяек на встречу с приехавшими родными или, что случалось еще чаще, – на поиски свободных джентльменов, желающих оказаться в дамском обществе – безусловно, за сходную цену.
– Вот и я говорила вам, мисс, – поучительно проговорила Филлис. – Я ведь говорила, что Новый Орлеан ничуть не лучше Содома и Гоморры?
– Да тише ты! – одернула ее Кэтрин, слишком погруженная в окружавший ее разноязычный говор. «Наверно, здесь средоточие самой жизни, – подумала она, – со всем хорошим и плохим. Тебе бы понравилось это, папа. Это настоящее приключение!»
