– Ты совершаешь ошибку. Я и не знал, что ты такой идиот, Мэтисон.
Джеймсу, естественно, не понравились слова друга, и он потребовал, чтобы тот объяснился. Лорд Хавьер, добрый малый, был порой несдержан на язык. Поняв, что перегнул палку и виконт не на шутку рассердился, он пошел на попятный, заявил, что пошутил и что Луиза Оливер, без сомнения, отличный выбор. Хавьер даже выдавил поздравления, что было само по себе удивительно. Приятель Джеймса славился непреклонностью, и такую уступчивость можно было сравнить с неожиданной щедростью завзятого скряги.
Одним словом, друзья не могли посоветовать, как вести себя с невестой, в особенности с такой, как Луиза, девушкой скромной и застенчивой. Отца не было рядом, а к матери даже не стоило обращаться по этому поводу. Леди Мэтисон была чуть приветливее с Луизой за рождественским ужином, однако все равно чувствовалось, что достойной парой для своего сына по-прежнему ее не считает. Возможно, Джеймсу следовало обратиться за советом к Глории – сестра очень радушно встретила Луизу, – но что-то его останавливало. В глубине души он считал, что негоже взрослому мужчине, главе большого семейства, обращаться за советами к сестре.
Вот так и вышло, что Джеймс оказался посреди торговой улицы Лондона совершенно один и, стоя у витрины ювелирного магазина, разглядывал выставленные там украшения и гадал, какое могло бы понравиться Луизе. Он так и не сделал ей подарок к Рождеству, но в свое оправдание мог сказать, что не предполагал встретиться с ней в эти праздники. Кроме того, в его семье праздникам не придавалось особого значения и считалось, что рождественские подарки полагалось дарить только детям.
Луиза в свою очередь тоже ничего ему не подарила, но интуиция, да и простая логика подсказывали Джеймсу, что дарить подарки должен все-таки мужчина, то есть в данном случае он, виконт Мэтисон.
Подарки помогли бы Луизе как-то пережить сезон рождественских праздников, когда она, судя по всему, чувствовала себя скованно и неловко. Джеймс видел, что невеста всеми силами старается отодвинуть дату свадьбы: по-видимому, ее пугали те изменения, которые неизбежно привнесет в ее жизнь брак, – но если удастся доказать, что этих изменений не стоит опасаться, то Луиза, возможно, и пойдет на сближение. У виконтессы Мэтисон не будет недостатка ни в чем, и многие женщины клюнули бы на богатство и роскошь, но Луиза явно не из их числа.
Джеймс со вздохом посмотрел на бриллианты: такой подарок мог показаться Луизе слишком дорогим, а он не хотел пугать ее, чтобы не испортить отношения окончательно. Впрочем, надо признать, они и без того были никуда не годными: Джеймс был совсем безразличен Луизе.
Его взгляд переместился на гарнитур с сапфирами, недорогой, но очень симпатичный. Голубые камни сразу же приковали к себе его внимание, потому что были одного цвета с глазами Джулии. Мысли о ней сразу же вызвали улыбку на его лице. Все это время Джеймс запрещал себе думать о ней, но ее образ постоянно возникал перед его мысленным взором. И вот теперь он как будто сдался, разрешив себе вспомнить о белокурой девушке с голубыми глазами, такой живой и непосредственной.
В его памяти всплыли забавные сцены: вот Джулия карабкается по лестнице-стремянке, вот поддразнивает тетушку. Вспомнил Джеймс и тот день, когда впервые увидел ее. Девушка сразу же покорила его сердце, и ему захотелось узнать ее поближе.
Всеми силами он пытался убедить себя в том, что желание побольше узнать о Джулии продиктовано стремлением сблизиться с семьей невесты, подружиться с кем-то из ее родственников, – но теперь понял, что это был самообман. Увидев Джулию после продолжительной разлуки и заключив в дружеские объятия, он почувствовал такое возбуждение, что лишь ценой неимоверных усилий сумел выпустить ее. В этом и заключалась проблема, которую никак не удавалось решить, поэтому Джеймс не позволял себе думать о Джулии и, напротив, то и дело напоминал себе, что Луиза прекрасная девушка с массой достоинств: элегантная, сдержанная, начитанная – и достойна восхищения и безмерного уважения.
Только вот в чем проблема: когда он предлагал ей руку и сердце, то не был влюблен, но надеялся, что это придет позже. И действительно влюбился – но в другую девушку.
Джеймс не мог бы с уверенностью сказать, что чувство, которое испытывал к Джулии, было настоящей любовью – скорее привязанность сродни увлечению, – однако желание сделать ей подарок побороть не мог.
Он уже направился ко входу в магазин, но тут женский голос окликнул его по имени. Джеймс вздрогнул: голос был ему хорошо знаком – именно его обладательнице он и хотел подарить голубые сапфиры.
Обернувшись, Джеймс действительно увидел Джулию, однако она была не одна, а с леди Кариссой Брэдли. Это вызвало удивление: он и не подозревал, что граф Аллингем уже привез семью в город. Новостью также оказалось и то, что Джулия знакома с леди Кариссой.
Виконт галантно поздоровался с дамами, обратившись согласно этикету сначала к леди Кариссе как к высокопоставленной особе, а затем уже к Джулии. Эта неожиданная встреча застигла его врасплох, и поэтому он сильно волновался. Впрочем, заодно и спасла от роковой ошибки – покупки сапфиров.
Теперь, когда она стояла рядом, Джеймс понял, что блеск сапфиров не шел ни в какое сравнение с сиянием ее голубых глаз. Подобные мысли ему следовало решительно гнать от себя, поэтому, взяв себя в руки, виконт вежливо осведомился о здоровье графа и графини Аллингем.
– Я и не знал, что вы в городе, иначе непременно нанес бы вам визит, чтобы засвидетельствовать свое почтение вашим родителям, – сказал он Кариссе.
– О, не беспокойтесь о таких формальностях! – рассмеялась та. – Мы приехали совсем недавно, на второй день Рождества, и еще никого из знакомых не видели. Одрина, к сожалению, заболела… Это моя младшая сестра, – пояснила Карисса Джулии. – Кстати, милорд, это ваша матушка рекомендовала нам вернуться в Лондон и показать Одрину доктору, ее хорошему знакомому.
Бросив на Джеймса кокетливый взгляд из-под полуопущенных ресниц, леди Аллингем добавила:
– Леди Мэтисон сообщила, что вы в Лондоне. И еще она что-то говорила о маскараде в Двенадцатую ночь[5]… но я точно не помню что.
Карисса улыбнулась, и на ее щеках выступили ямочки. Однажды леди Ирвинг заметила, что у дочерей графа Аллингема кислые лица, но Джеймс этого не находил. Леди Карисса была довольно мила – чистая кожа, рыжие волосы и приятные правильные черты лица, на котором особенно выделялись большие лукавые серые глаза, – но, к сожалению, ужасно болтлива. Возможно, это и отталкивало от нее женихов – во всяком случае, Кариссе до сих пор не удалось никого заманить в свои сети, в то время как мать сулила ей жениха никак не меньше герцога. Ее не смущало то обстоятельство, что неженатых герцогов в Англии было досадно мало.
