а этот негодяй хотел верёвкой придушить его!». Так вы-с сами противоречите себе сразу в двух местах: вы говорите, что прибыли на побывку. А теперь, говорите, что были дома и хотели уехать. Как быстро вы сменили показания! И вы-с говорили, что спали. Тогда когда же вы одеться успели? Что, получается, преступник ждал, пока вы оденетесь что ли? Или вы прям в парадном мундире для доброго сюрприза отцу прилегли? Забавно-с!
Николя запаниковал и стал громко оправдываться:
– Ах, право-с, вы чрезмерно цепляетесь к мелочам! Я сказал, что спал, имея в виду, что я был дома, в своей комнате, а что уж я там делал, пока не услышал крик отца, в чём ходил, разве имеет значение?!!
– Поверьте-с, ваше сиятельство, для настоящего полицейского, чтобы дойти до истины, важна каждая деталь, которая может быть уликой, я умею подмечать то, что другие люди упустят из вида, а ещё я умею делать логические выводы. Но, сударь, что вы так заволновались при этих словах? Если ж вы-с спасли благородно отца, как говорили изначально, вам нечего бояться, у нас в канцелярии всегда торжествует справедливость. Да что-то у меня уже взывают сомнения ваши показания, потому что в них уж слишком много несовпадений и противоречий. Вот и ваш кузен граф Евгений Петрович Дубов, и ваш отец, его сиятельство Иннокентий Александрович, дали показания, и они не противоречат друг другу, у них нет расхождений ни в одной мелочи. Причём на все провокационные вопросы оба отвечали спокойно, без волнения, что наводит меня на мысль, что из троих лжёте именно вы. – Подметил ловко мудрый полицейский Артамон Сергеевич, а потом задал последний вопрос, которым собирался окончательно добиться правды из Николя – У меня всё сходится к тому, что покушение на вашего отца совершили вы-с, а не граф Евгений. И не говорите, что отец вас-с спутал ночью в темноте, вы слишком различаетесь по телосложению, а так как его сиятельство воспитывал вас обоих с трёх лет, то тем более никак он не обознается. Евгений Петрович молодой человек… как бы выразится культурней, простите за моветон, толстый просто. Он достаточно высокий, сильный, я на глаз не скажу вес точно, но должно быть что-то около восьмидесяти пяти килограмм, а то и больше. Вы же изящного аристократичного телосложения с широкими плечами и узкой талией, вы тоже сильны, но не настолько, вы весите на порядок меньше кузена и только из-за этого уступаете ему в силе. Если бы ваш кузен и впрямь хотел бы совершить это преступление, то ему бы не понадобилась бы и верёвка, он руками бы справился, да так быстро, что Иннокентий Александрович и пискнуть не успел, а то уж что б кричать и звать на помощь. Значит, Евгений Петрович, несмотря на вашу первоначальную версию, не может быть преступником. Это был кто-то тоже сильный, но более мелкий по габаритам. Вы-с поняли намёк? Вы-с можете сказать хоть один аргумент в свою пользу? Например, достоверное алиби…
Николя схватился за голову: он так уже запутался в хитросплетениях своей лжи и аналитических выводов Артамона Сергеевича, что нем знал, как выкрутится, и что он уже сказал, а что нет, этот полный хаос голове ещё больше пугал и волновал неудачливого интригана. И… он не знал, что солгать на счёт алиби. Граф Николя сейчас понял, что попался и уже не отвертится от каторги…
А внутри у него вскипала злость при мысли: «Опять, значит, я опозорен, а Евгений и Людмила ворковать и смеяться надо мной будут?!! Ну, уж нет, если меня и засудят, раньше этого я увезу Людмилу под венец, чтобы, несмотря на мой позор, она уже не могла достаться Евгению! Из принципа так сделаю!».
Николя прокашлялся и жалобно протянул:
– Ой, сударь, я что-то так разволновался, у меня, кажется мигрень, а завтра нужно быть на заседании суда уже утром, там и разберёмся до конца, а сейчас мне нужен доктор и отдых, с вашего разрешения, я поеду…
– Что ж, ваше сиятельство, до свидания на суде тогда… – ответил браво мудрый Артамон Сергеевич, а сам подумал: «Ага, так и поверил аж три раза! Просто сбежать от меня захотел! Хм… хорошо бы знать куда, чтобы потом, когда оправдают Евгения, призвать этого подлеца к ответу. Кстати, раз граф Евгений говорил о том, что Николай Иннокентьевич знает, где живет её светлость княжна Людмила Борисовна, то, возможно, и она знает что-то полезное о своём давнем враге, а ещё я обещал Евгению проведать его невесту Мадмуазель Людмилу, удостовериться, в безопасности ли она, вот сразу два дела и сделаю…».
… После чего Артамон Сергеевич отправился в санях по скрипучим снежным сугробам сквозь снегопад в имение Варшавских…
… А тем временем Николя поехал в карете к Людмиле с одним желанием: «притащить эту несносную девчонку» под венец, чтобы к моменту освобождения Евгения она же была замужней и потеряла невинность в браке с Николя, то есть уже не могла выйти замуж за любимого.
Стоило горе-авантюристу Николя добраться сквозь пургу до имения Варшавских, он стал с силой громко колотить в дверь. Ему открыла крестьянская девка Маша, так как Людмила и её матушка Зоя Витальевна в спальне Людмилы читали вместе Библию.
– Так, – грубо рявкнул Николя на девушку – твоя барышня её светлость Людмила Борисовна дома сейчас?!
– Дома, барин… – испугано пропищала Маша.
– Быстро тогда беги к ней и так и передай дословно, что приехал её хозяин, граф Николя Шустров, требует, чтобы она за час собралась, нарядилась и поехала под венец, как и договаривались, и личные вещи с приданным взяла сразу, чтобы потом к мужу смогла переехать. Если, скажи, не выполнит, будет плохо её любезному Евгению! Сделаю так, что его добьют там, в тюрьме! – прикрикнул грозно Николя.
Маша испугалась, но добрую барышню очень любила и задумалась, как лучше поступить, затем робко заглянула в спальню княжны и тихо доложила:
– Барышня-благодетельница Людмила Борисовна и барыня многоуважаемая Зоя Витальевна, там к вам приехал двоюродной брат вашего жениха, граф Николай Шустров, тот самый грубиян. Он сурово потребовал, чтобы я передала барышне, что он её хозяин, что у вас какой-то договор, и, если вы за час не принарядитесь и не поедете венчаться с ним, то он так сделает, что вашего жениха любезного доброго барина Евгения добьют в тюрьме. Велел он вам сразу брать приданое и личные вещи, чтобы с мужем жить. А у меня аж сердце-то прихватило, я наказ выполнила, передала, а чувствую подвох и умоляю, посоветуйтесь с маменькой, ибо, если за такого окаянного солдафона замуж
