назвался груздем, полезай в кузов, потому что она только ради счастья Евгения согласна тебя терпеть. Во-вторых, я не дам благословения на венчание, пока не попросишь у неё прощение за своё непристойное поведение! Так что это ещё не окончательное «да» было! Мы ещё подумаем, стоит ли с тобой связываться! И не спорь со мной, потому что дочь буду защищать, как могу!
Николя смутился и поспешил распрощаться и уехать…
… Зоя Витальевна переждала какое-то время, чтобы доченька успокоилась, а потом поднялась к ней на второй этаж с тяжёлым вздохом…
Нет, у княгини и мысли осуждать дочурку любимую не возникало, наоборот, она восхищалась благородством и стойкостью своей доченьки, но Зое Витальевне очень хотелось как-то поддержать дочь и, если возможно, обезопасить от Николя и его страшного предложения или хотя бы оттянуть ненавистную свадьбу…
… Людмила уже успокоилась и сидела на изящном диванчике с причитанием:
– Господи, помоги, спаси и сохрани…
Зоя Витальевна подошла мягко тихо кошачьей походкой, нежно и бережно обняла доченьку с любовью во взоре больших карих глаз и ласково изрекла:
– Доченька, лапушка родная, солнышко, Людмила, я восхищаюсь твоей стойкостью, но, мне кажется, что можно обойтись без таких жертв, а во-вторых, что не надо падать духом: вместе мы найдём управу на Николя, и ты всё-таки, как и хотела, пойдёшь замуж за Евгения, всё закончится хорошо…
Людмила закрыла травяные вежды и с тяжёлым вздохом ответила:
– Ах, милая-милая, самая лучшая мамочка моя, по-моему, ты серьёзно недооцениваешь ситуации. Что может сейчас закончится для меня хорошо? Ничего хорошего меня не ждёт! Без жертв обойтись? Мне бы очень хотелось, но рисковать здоровьем и жизнью любезного Женечки я не буду. У него, и в личном плане, и в плане писательской карьеры ещё всё впереди, он и без меня справится, если его оправдают и отпустят. А я не могу быть счастлива, если будут поводы сомневаться в его благополучии. Николя же жестоко, но без лишних слов сказал, что, если я выйду за него замуж, то Николя поможет Евгению. Так что я не вижу другого исхода в данной ситуации, которая больше гордиев узел мне напоминает или удава на шее, кроме как принять предложение Николя и прозябать свою жизнь с одной радостью: осознанием, что у Евгения всё замечательно в жизни. Ты предлагаешь перехитрить Николя. А как? Освободить любезного Евгения самим? А что мы можем в суде, если мы не были там, не являемся свидетелями, а знаем историю только со слов из письма Иннокентия Александровича? Обмануть, обещать выти замуж, а как только мой настоящий жених будет на свободе, сбежать от Николя? Страшно, он – опасный человек, ещё прикончит в гневе. Так что не понимаю твоего жизнерадостного настроя, матушка…
Глава «Гордиев узел разрублен наконец-то!»
… Юная княжна и её мама не знали, что в это время уже многое изменилось.
Во-первых, старенький седой граф Иннокентий Александрович получил от врачей из жёлтого дома справку о своём умственном и душевном здоровье и предоставил тому самому бравому мудрому полицейскому, который так хорошо поддержал Евгения, и теперь показания старого графа Шустрова в защиту племянника и обвинения в адрес сына имели большой вес.
– Сударь, я вас умоляю, вы уж как-нибудь подсобите освобождению Евгения Петровича Дубова, моего племянника, я же и его юная невеста пропадём без него, а всё из-за моего дурака, которого я сыном отныне называть не хочу, не знаю, как вас-с зовут… – в конце допроса попросил слёзно Иннокентий Александрович.
– Артамон Сергеевич, ваше сиятельство. Прошу-с, не переживайте так, я не глуп, понял уже ситуацию, сделаем всё, чтобы суд оправдал Евгения Петровича, призовём потом и сына вашего к ответу, дождитесь суда, что будет послезавтра. Можете быть уверены, что на свою свадьбу ваш племянник будет уже свободен… – произнёс мудрый полицейский.
На следующий день вызвали на допрос, как свидетеля, и Николя. Сначала молодой офицер думал, что его секрет не раскрыт и вёл себя очень уверенно, а мудрый бравый Артамон Сергеевич так и ждал момента подловить Николя на лжи.
– А теперь прошу-с пояснить мне две такие не состыковки: во-первых, вы утверждаете, что ваш отец болен маразмом, поэтому перепутал нападающего. А вы-с в курсе, что его сиятельство Иннокентий Александрович Шустров представил нам доказательство обратного, справку из жёлтого больничного заведения? Вы намерено оклеветали отца, выходит? Или вы не хотели клеветать, у вас были причины сомневаться в здоровье отца? Какие именно? И ещё такой нюанс, сударь, прошу пояснить: вы говорите, что, когда вы прибежали на крики, ваш кузен пытался придушить вашего общего опекуна, графа Шустрова, верёвкой. Я осмотрел порванную верёвку, как улику: это крепкий большой кусок каната, который входит в набор военного. Ваш же кузен Евгений Дубов во-первых, военным не является, во-вторых, о время задержания он стоял в одном исподнем, ночной сорочке, непонятно, как он пронёс верёвку так, чтобы ни потерпевший, ни другие домочадцы этого не заметили. Некуда ему спрятать её было! Почему же тогда ваш отец не стал звать на помощь сразу? Притом, мне показалось странным, что вы-с были ночью у себя дома в военной форме, то есть вы не ложились спать. Только не надо лгать-с, что вы только прибыли из полка на побывку, все, и отец, и кузен, и прислуга в доме, и командир полка, в котором вы записаны, говорят, что вы не были в полку уже несколько лет, никуда не уезжали из дома. Тогда же зачем вам нужна была военная походная сумка, что была на вас при аресте вашего кузена?
Вот тут Николя побагровел, растерялся, стал нервничать, судорожно поправлять светло-русые бакенбарды и теребить пуговицы. Он никак не ожидал такой наблюдательности от полицейского, и впал в полное замешательство, тщетно пытаясь придумать себе хорошее алиби. Бравому мудрому Артамону Сергеевичу стало всё понятно. Эта суета выдала Николя с головой.
– Это-о-о… я-я-я… Я хотел уехать той ночью, поэтому был одет, а Евгений мог взять верёвку у меня, когда я был занят… А отца я считал маразматиком, потому что он вёл себя в последнее время слишком агрессивно и эмоционально… – пытался выкрутится Николя, ещё более заметно нервничая, почёсывая в эмоциях свой ровный греческий нос.
– Сударь, а что же вы так нервничаете? Милейший, вы пока ещё свидетель. Заметьте, я сказал «пока ещё», потому что, боюсь, вы сейчас попались на лжи. В начале, когда вы давали показания, вы сказали-с, зачитываю дословно: « Я – человек военный, на побывку приезжаю редко, сегодня хотел сделать отцу сюрприз, ночью приехал, чтоб утром увидеться,… а сегодня ночью творилось что-то ужасное: я проснулся от крика отца, прибежал,
