ко мне с каким-то делом приехать! Я спрошу у него, какое дело может быть у меня, приличной мадмуазель, преступником и хамом!
Зоя Витальевна до дрожи испугалась за доченьку, но святая непоколебимость Людмилы на подсознательном уровне подсказала княгине Варшавской, что дочери можно доверять, а от Николя они всё равно не смогут бегать постоянно…
Так рассудив, княгиня с кротким взглядом карих глаз изрекла:
– Что ж, раз так, проводи, Маша, его в гостиную, мы сейчас к нему выйдем…
Крепостная девица Маша быстро убежала, а Зоя Витальевна в голубом палантине прошествовала в гостиную вместе с любимой доченькой.
… Внешний вид Николя в этот раз был в разы хуже: парадный военный мундир помялся, а на лице ещё не зажили следы той самой роковой ночной драки. Зато надменная белоснежная ухмылка и тот факт, что светло- русые волосы и бакенбарды Николя уложены по последним требованиям моды подчёркивали его статус победителя…
– Оу, какая милая встреча-с! Мадмуазель, вам идёт красный цвет, цвет страсти, вы великолепны-с! Прошу-с, ваша светлость, не осуждать меня за помятый вид, и простить мой приезд без предупреждения… – начал томным голосом разговор Николя, но Людмила грубым тоном резко прервала его лесть:
– Ничего-с, можете не извиняться за свой непотребный вид и внезапность визита, это – незначительные мелочи по сравнению с теми гнусными низкими гадостями, которые вы сотворили, но почему-то даже не думаете раскаиваться! И можете не расточать мне лживые комплименты, потому что я вас ненавижу, и после такого аморального поступка не хочу иметь с вами ничего общего! И вы, сударь – бесстыжий лжец, поэтому я не верю ни одному вашему слову!!! И, знаете, в Библии багряница Христа тоже красного цвета, так что это цвет не только победы или страсти, это так же цвет страданий невиновных людей…
Сказать, что Николя удивился такой реакции, это значит, ничего не сказать.
Он застыл огорошенный, не понимая, что она имеет в виду, и с трудом выдавил из себя:
– Ваша светлость, я, право, не понимаю, чем я не угодил вам-с, и что вы имеете в виду, говоря об аморальном поступке и, если вы так рассержены на меня, то почему приняли сейчас в качестве гостя?
Людмила же со слезами в огромных травяных очах вскрикнула:
– Да вот-с, знаете, Николя, я всю жизнь только с приличными добродетельными людьми общалась, захотелось мне на вас, настоящего морального урода посмотреть!!! Да, сударь, не удивляйтесь, мне ваш отец в письме описал ваше мерзкое преступление, и моё мнение о вас совсем испортилось! Никогда не ожидала такой низости от вас! Даже животные милосердней и разумней такого человека, как вы, граф Николя! Это ж вы докатились до покушения на жизнь родного отца, а потом оклеветали Евгения! Ужас! Вот, мне и захотелось из любопытства чисто взглянуть на такого хама и спросить: что у меня, русской порядочной девушки может быть за общее дело с таким омерзительным сударем, как вы?!!
Николя побагровел от злости, поняв, что отец опередил его, Николя собирался рассказать Людмиле об этом эксцессе, но скрыв причину драки с Евгением, солгав, что того арестовали именно просто за нападение на кузена, чтобы всё выглядело более благородно, но стоял растерянным молодой человек не долго.
Демонстративно ухмыльнувшись, Николя протянул:
– Оу, мадмуазель, как красноречиво вы-с показали свой строптивый характер! Очень интересно! Но сначала выслушайте меня до конца, и, быть может, у вас убавится гонора, я же не зря сказал, что у меня к вам-с важное дело. Мы-то знаем о невиновности Евгения, но вот теперь как доказать это? Я дал ложные показания, моего отца опрашивать не будут из-за таких преклонных лет, так что жених-то ваш-с на каторгу поедет, а на каторге ох. Тяжко, ох, не все выживают, а кто и вернулся, то здоровья почти не осталось, мало, кто перенёс каторжные условия без сильных потерь для дальнейшей жизни. И единственный, кто может спасти Евгения от каторги – я, так как я могу уговорить судей благодаря связям. У меня есть хорошие знакомые среди чиновников, которые помогут получить Евгению оправдательный вердикт (Николя специально для своих целей сочинил Людмиле об этом, конечно, не было у него на самом деле никаких особо важных связей). Что я буду просить взамен? О, да, вы не глупы, прекрасная княжна Варшавская, знаете, что я влюблён в вас. И сейчас бы я мог потребовать просто вашу невинность, ведь после страстной ночи любви вы вряд ли уже сохраните свою привлекательность, а позор был бы хорошим наказанием за лишком долгое сопротивление, но мне вас жаль. И поэтому я решил сделать снисхождение и зову замуж. Ну, что, раньше я молил о вашем снисхождении, а, теперь, кажется, мы поменялись местами?
Хрупкая миниатюрная нежная Людмила смущённо поправила белокурые волосы и опустила взгляд огромных изумрудных глаз, чтобы не было видно побежавшую беззвучно слезу. Конечно, Николя сейчас вёл более чем высокомерно и унизил девушку, Людмиле, как и любой другой обычной девице в такой ситуации, стало очень обидно. Но личная обида волновала её далеко не так сильно, как беспокойство за благополучие Евгения и страшное горе в том, что она не сможет остаться вместе с любимым, а всю жизнь будет терпеть тирана Николя во имя здоровья и жизни Евгения, человека, который стал для неё самым родным и любимым…
… Людмила не сомневалась, что между благополучием родного человека и своим личным счастьем она выберет первое…
– Что ж, граф Николя, ваши условия меня устраивают! Только запомните: я вас ненавижу!!! И всю жизнь буду вас, как будто случайно называть Евгением, повешу в нашем доме его портрет и буду читать вслух и хвалить его литературные работы, чтобы вы постоянно ревновали меня и помнили: наш брак ненастоящий, я остаюсь мысленно невестой Евгения! Больше нам, пока я не увижу Евгения на свободе, нечего говорить! – выкрикнула Людмила со слезами.
Николя же достал из коробки дорогое крупное ожерелье из рубиновых цветов, одел его на тонкую изящную шейку Людмилы и торжественно произнёс:
– Что ж, вот и договорились, прекрасная гордая полячка, а это ожерелье вам-с в качестве свадебного подарка…
…Людмила посмотрела на себя, замученную, уставшую, заплаканную, с подарком Николя, который больше напоминал девушке змею вокруг шеи, нежели красивое украшение и не выдержала, убежала с рыданиями, а Зоя Витальевна подошла к Николя и сурово тихо изрекла с гневом в карих очах:
– Ну, Николя, ты сам напросился! Я перечить дочери не буду, но я – мать, для меня её благополучие важнее всего, поэтому не будет никакой свадьбы, пока, во-первых, ты не выполнишь своё условие, и не говори, что не можешь освободить Евгения, раз
