молодой поэт, он по взгляду, по голосу понял, что у Евгения Петровича сердце кровью обливается от переживаний за родных, в отличие от Николя, который просто спектакль перед полицией разыграл. Бравый мудрый полицейский долго думал, как среагировать, что можно сказать в поддержку, а потом тихо изрёк:
– Не волнуйтесь, сударь, мы сделаем всё, чтобы справедливость восторжествовала, вас оправдали и вы были готовы к своей свадьбе, а граф Николай Иннокентьевич отправился заслужено на каторгу!
Тем временем поздно вечером холоп Вадим, весь озябший и припорошенный снегом из-за сильного снегопада и холодной позёмки, добрался до имения Варшавских…
… Людмила и её ласковая матушка Зоя Витальевна молились, в имении царили спокойствие, витал аромат тёплого чая и лампадного масла, и поленья трещали в камине, обилие свечей создавали свет и уют, а камин и печки – тепло, когда услышали стук.
– Странно, кто мог приехать так поздно? Ладно, девка Маша сейчас откроет и скажет… – с лёгкой настороженностью нежно протянула маленькая кареглазая княгиня Варшавская.
– Не волнуйся, милая мамочка, я сама открою! – с милой улыбкой ответила Людмила, накинув на хрупкие плечи зелёную, как большие весенние очи самой красавицы, шаль.
Девушка легко в белом платье сбежала по лестнице, открыла дверь и манерно женственно захлопала от недоумения ресничками: она узнала Вадима, крепостного мужика Иннокентия Александровича, но совершенно не поняла, что ему нужно.
– Барышня, – начал Вадим, с поклоном подавая конверт с сургучной печатью – не серчайте, что тревожу в поздний час, но барин, граф Шустров, дядя вашего жениха велел срочно отдать его письмо вам…
– Благодарю, Вадим, я беру письмо, передавай поклон от меня Иннокентию Александровичу… – нежно произнесла Людмила, и Вадим тут же исчез в снегопаде и свете фонарей.
… Людмила же села на ступеньку парадной лестницы, чтобы прочесть послание…
… А там старый граф рассказывал историю с покушением и клеветой, предупреждал, что сейчас Евгений арестован из-за умелого поклёпа Николя, и что ей может угрожать опасность…
… Чем дальше девушка читала, тем сильнее, острее была душевная боль, а сердце рвалось на помощь любимому жениху, отчаяние перемешивалось с надеждой, а чувство страха соперничало с рвением действовать, не молчать, восстановить справедливость. Её душа кричала о боли и любви, плакала, подобно плачу Ярославны из «Слове о полку Игореве», и весь этот поток эмоций девушка выпустила из души самым настоящим рыданием взахлёб.
Услышав рыдания и вопли любимой доченьки, маленькая смуглая княгиня Зоя Витальевна с испугом в огромных карих глазах быстро поспешила к Людмиле, стала обнимать, целовать, ласкать по-матерински свою дочурку и нежно причитать:
– Ласточка, кровиночка моя ненаглядная, лапушка моя любимая, что такое? Что случилось? Не плачь так горько, лучше объясни, да, может, одолеем беду с Божьей помощью…
Но юная прелестница не унимала слёз, лишь протянула злополучное письмо маме, прошептав:
– Ой, матушка родная любимая хорошая моя, прочти это и поймёшь, что горим мы, как швед под Полтавой…
Зоя Витальевна взяла письмо, внимательно прочитала и тихо ответила:
– Доченька, солнышко моё, успокойся, всё закончится хорошо, Евгений вместе с дядей докажут его невиновность, и Николя получит своё наказание, а даже, если вдруг у них не получится, Евгений – крепкий молодой человек и справится, вернётся с каторги живым и здоровым. В любом случае будет ваша свадьба, только при первом, хорошем исходе, в феврале, как и планировали, а при несправедливом, втором,… когда срок отбудет. А ты будешь его ждать не здесь, чтобы Николя не обидел тебя Мы с тобой, лапушка моя, поедем в Польшу отдыхать, там и будем ждать вестей…
Просто случившееся в семье Евгения горе и омерзительный поступок Николя, конечно, забеспокоило Зою Витальевну, она искренно сочувствовала и всем сердцем мысленно и молитвами поддерживала потенциального любимого зятя, Евгения, но мудрая женщина понимала подлую натуру Николя. Понимала, что скоро он с новой силой будет домогаться Людмилы, раз защитника рядом нет, а здоровье и благополучие родной единственной доченьки для княгини были намного дороже благополучия любимого жениха дочери.
– Уехать?! Не за долго до свадьбы?!! В Польшу?!! Не бывать такому! Я люблю Евгения и, либо его оправдают, и свадьба, как и планировалось, стоиться через две недели, либо я за ним на каторгу поеду, и там и обвенчаемся! – воскликнула Людмила с небывалой уверенностью в голосе и во взоре огромных изумрудных глаз…
Зоя Витальевна немножко огорчилась, услышав такие пылкие речи дочери, но преданность Людмилы жениху при всей тревоге за неё вызвала и восхищение у матери, поэтому княгиня лишь с горечью покачала головой, не показывая своё восхищение, но перечить не стала, только промолвила:
– Ладно, утро вечера мудренее, давай не будем принимать решение в эмоциях, отрада моя, мы же ещё толком ничего не знаем, кроме того, что написал в письме Иннокентий Александрович, я надеюсь, Господь не даст злодею Николя торжествовать, суд будет справедливым, так что не будем отчаиваться, просто подождём какое-то время. Давай, ласточка моя будем успокаиваться, я тебя чаем с мятой, мелиссой и ромашкой напою, да будем уже отдыхать…
Собственно, так они и поступили, и даже немножко смогли поспать после успокаивающего чая, который так хорошо умела делать крепостная девица Маша.
…Да только не долгая передышка была, увы…
… На следующий же день, никто ещё не забыл прошлое потрясение, Николя уже готовил новый подлый ход в этой игре и собирался навестить юную прелестницу Людмилу…
… Людмила после утренней молитвы и долгих манипуляций со внешностью вышла к завтраку в столовую с аккуратной простой причёской из белокурых волос, в ярком малиновом платье с золотой каймой. А образ закончили рубиновые, подходящие к платью серёжки-гвоздики, розовые пинеточки и красивая шаль в восточных огурцах, благодаря которой девушка казалась совсем худенькой и хрупкой, как ребёнок.
И тут, когда только кончился завтрак, Маша робко (на самом деле лишь казалось, что это – робость, просто девушка очень переживала за добрую отзывчивую молодую барышню, поэтому это была не робость, а волнение) пролепетала:
– Барышня-благодетельница Людмила Борисовна, там приехал с визитом его сиятельство Николай Иннокентьевич Шустров, кузен жениха вашего… хм… прикажете проводить к вам? Он просил передать, что у него есть к вам важное дело. Только прошу, подумайте, посоветуйтесь с барыней-кормилицей нашей, вашей многоуважаемой матушкой…
Зоя Витальевна и Людмила с ужасом переглянулись…
– Доченька, может, не пускать Николя? Это ж зверь, а не человек, давай я порошу нашего крепкого кучера прогнать его. Ну и что в том, что это считается моветоном? С нас сейчас вещи и поважней этикета есть… – стала кротко и ласково просить княгиня дочурку, но та бойко и резко ответила:
– Нет! Я хочу посмотреть в глаза этому нехристю, который покушался на отца родного, потом оклеветал невиновного Евгения, а теперь смеет
