Бекки даже закашлялась.
— Пожалуйста, только не вздумай мне говорить, что я тебе из-за этого отказала!
— Нет, не то. Я очень быстро понял, что твоя семья сильно отличается от всей прочей аристократии. — Он помолчал. — Но, Бекки, то время, которое мы провели вместе… это были лучшие мгновения моей жизни.
«Моей тоже», — едва не вырвалось у нее. Ей захотелось снова быть с ним, как тогда: Болтать, уютно лежа рядом с ним в постели, испытывая удовлетворение и покой после бурной любви. Обнимать рукой его голый торс и говорить, говорить… Про весь мир. Говорить до тех пор, пока не устанешь совсем и не сможешь произнести больше ни слова. А потом — заснуть рядом с ним, снова проснуться, снова заняться с ним любовью и еще немного поболтать.
Но мысли эти были опасны.
— Надеюсь, ты говоришь не о скандале и не о моей семье?
— О нет. Только о тебе и обо мне.
Бекки стиснула книгу и произнесла официальным тоном:
— Мистер Фултон, я уверена, что со временем, возможно, мы сможем говорить о наших отношениях. Но сейчас моя основная цель — смягчить последствия скандала, которым моя семья прежде всего обязана мне. Я бы очень хотела снова видеться с вами, но лишь после того, как утихнут и забудутся сплетни. Но если вы не можете ждать… — Голос у нее сорвался, она тяжко сглотнула и с трудом продолжила: — Я пойму. И еще. Простите, что я была груба с вашим отцом. Это нехорошо с моей стороны. Очень нехорошо. Простите, я сожалею обо всех неприятностях, которые вам причинила.
— Не было никаких неприятностей. — Джек сгреб ее руку своей ладонью. — Ты заставила меня гордиться.
— Что вы имеете в виду?
— Ты была великолепна. — Подняв ее руку, он прижался к ней губами.
— Просто дала волю характеру. Я не часто так поступаю.
Джек посмотрел ей прямо в глаза:
— Я счастлив, что ты так поступила. Мой отец этого заслуживает.
Он всматривался в самую глубину синих глаз, словно видел там ее душу — не внешний панцирь, не покалеченную руку, но ее саму, саму Бекки. Она поерзала на сиденье, стараясь снова обрести равновесие.
— Бекки… Я хочу тебя.
Ей потребовалась минута, чтобы унять внезапное сердцебиение. Лишь после этого она заговорила:
— Ты должен понимать, что я не могу поставить всю свою жизнь в зависимость от мимолетного «хочу».
— Нет, не мимолетного.
Но Бекки пропустила это мимо ушей.
— Я не могу строить свое будущее на телесном желании. И не могу обещать провести всю жизнь с мужчиной, которого не знаю.
— Я мужчина, который хочет тебя. Тебя, и никого больше. Что еще нужно?
Бекки скрестила руки на груди:
— О, еще очень многое, Джек!
Прерывистым движением он запустил пальцы в волосы и схватил сам себя за вихор, будто от боли зажмурив глаза.
— Ты права. Вот почему я прошу разрешить мне за тобой ухаживать.
— Но это же будет какой-то фарс, — тихо проговорила она. — Вспомни, ведь весь свет знает, что мы были вместе в одной постели.
Джек покачал головой:
— Это будет не напоказ, Бекки. Только между тобой и мной. Никто другой и не должен знать об этом. Все остальные здесь ни при чем.
Она почувствовала, что начинает сдаваться. Джек уронил руку, отпустив взъерошенные волосы. Бекки вдруг подумала, как было бы приятно пригладить их, расчесать своими пальцами, но немедленно отогнала эти мысли.
От него так восхитительно пахло: солью, чистотой, мужеством. Губы у него мягкие и — она знала по опыту — податливые. Так хотелось прижаться к ним своими губами, ощутить, как они снова скользят по телу.
— Я не сдамся, Бекки. Я хочу все-таки обвенчаться с тобой когда-нибудь. Когда-нибудь в недалеком будущем.
— Но вокруг столько невест! Намного лучше меня. И они гораздо сильнее стремятся замуж.
— Мне они неинтересны. Я не стану выбирать жену, словно лошадь в конюшню.
Он сильно отличался от других мужчин. Был так сосредоточен на ней, так решительно настроен. Почему же все-таки она? Легкая дрожь пробежала по позвоночнику.
— Я уже нашел желанную женщину.
— Ну а если эта женщина не хочет… — Бекки запнулась. Она не могла утверждать, что не хочет его, — это было бы ложью. — …не хочет замуж?
— Я изменю ее мнение.
Она отвела от него глаза и слегка покраснела.
Вам надо идти, — прошептала она.
— Да, я пойду. — Голос Джека прозвучал с угрозой. Он вырвал книжку из ее рук и отложил в сторону. Потом приблизил свое лицо — дыхание мягко коснулось щеки Бекки. — Только ты пойдешь со мной.
— Куда мы едем?
Джек взглянул на Бекки. На щеках ее горел легкий румянец, она постоянно кусала нижнюю губу с того самого момента, как он подсадил ее в карету.
— Я же сказал — это сюрприз. Но обещаю: тебе понравится. — Он погладил тонкие прохладные пальцы, как бы стараясь этим ее успокоить. — Мы почти приехали.
Место, куда они направлялись, находилось всего в нескольких минутах от дома леди Деворе. Карет на дороге было совсем не много, наверное потому, что вот-вот должен был пойти сильный дождь.
Бекки бросила на Джека Тревожный взгляд:
— Негоже, чтобы нас видели вдвоем.
— Я знаю. — Джек стиснул ее пальцы. — Я не стану делать ничего, что еще сильнее испортит твою репутацию.
Услышав это, Бекки горько усмехнулась:
— Думаю, это уже не важно. Моя репутация испорчена бесповоротно.
Она старалась говорить как можно беззаботнее, но в глазах явно читалась тревога из-за всего пережитого, связанного с этим происшествием. Происшествием, которое организовал он…
«Но так было надо», — напомнил себе Джек. Цель оправдывала средства.
Сильный ветер подгонял карету вниз по Бонд-стрит, пока наконец она не остановилась на углу Пиккадилли. Джек быстро выпрыгнул на мостовую и обошел экипаж, чтобы помочь выйти Бекки.
Коснувшись ногами земли, она подняла глаза, и в них блеснуло неподдельное восхищение.
— Египетский зал!
— Он самый. — Джек тоже окинул взглядом фасад здания. — Сегодня музей закрыт. Они делают последние приготовления к открытию новой выставки. Публику будут пускать только в следующем месяце.
— Это та самая африканская выставка?
Он улыбнулся.
— Так и знал, что ты уже о ней слышала. Я организовал для нас с тобой индивидуальное посещение.
Бекки долго не могла даже пошевелиться. Потом медленно, словно во сне, просунула ладонь ему под руку.
Он стоял рядом с ней на тротуаре перед монументальным зданием Египетского зала, наслаждаясь ее доверчивым прикосновением. Мимо них шли люди, а за спиной раздавался грохот колес и стук копыт проезжавших экипажей. Как бы ему хотелось оказаться с ней наедине! При воспоминании о ее теле, обнаженной кремовой коже, отливавшей атласом в полумраке гостиничного номера, его охватило возбуждение.
