— Хорошо, мистер Уэлсли. Я принимаю ваше приглашение.
Заручившись согласием Виктории, Майлз не моргнув глазом спросил:
— Вы принимаете его, потому что так захотела ваша мачеха — или же сами не прочь со мной прокатиться?
Виктория озадаченно молчала — сказать по правде, она и сама не знала, что ответить. Майлз предложил ей на выбор два варианта ответа, но ни один из них не отражал с достоверностью того, что она думала на этот счет.
Собравшись с мыслями, она сказала:
— Как и вас, сэр, меня трудно принудить сделать что-либо против моей воли.
К большому удивлению Виктории, этот, в общем-то, уклончивый ответ, пришелся Майлзу по вкусу.
— Вот и отлично, — сверкнув белозубой улыбкой, произнес молодой человек. — Тогда я заеду за вами в десять утра.
Улыбка Майлза была настолько обезоруживающей и доброжелательной, что Виктории оставалось лишь улыбнуться ему в ответ.
— К тому времени я соберусь и буду вас ждать.
С этими словами она распахнула перед гостем входную дверь.
Помахав девушке на прощанье и крикнув: «До завтра, мисс Пемброк», — Майлз сбежал по ступенькам к коновязи — и тут заметил лошадь Хэррисона Гилфорда.
Оглянувшись и убедившись, что за ним никто не наблюдает, Майлз молниеносным движением расстегнул и ослабил подпругу.
— Если Гилфорд грохнется, сам будет виноват, — пробормотал он себе под нос. — Хороший наездник, прежде чем вскочить в седло, должен проверить, надежно ли затянута подпруга.
Завершив несложные приготовления к диверсии, которая нанесет ущерб гордости, а также мягким частям тела Хэррисона Гилфорда, Майлз вскочил на собственную лошадь и помчался прочь от Пемброк-хауса, хохоча во все горло.
— Что ему было нужно?
Вопрос прозвучал так резко, почти вызывающе, что у Виктории от удивления округлились глаза. Тем не менее она прошла к диванчику и уселась рядом с Хэррисоном Гилфордом.
— Мистер Уэсли хотел пригласить меня завтра поутру на верховую прогулку.
— Вы, разумеется, отклонили его приглашение?
— Почему же? Наоборот, я сказала ему, что с радостью поеду с ним кататься, — сухо произнесла Виктория.
Хэррисон вскочил с такой поспешностью, что тарелка с лепешками, стоявшая у него на колене, упала на пол и с жалобным звоном раскололась.
— То есть как это «с радостью»? Согласившись скакать по окрестностям с этим… дремучим варваром, вы изволили насмехаться надо мной!
Виктория тоже вскочила с места, и ее темные глаза полыхнули негодованием.
— Простите, Хэррисон, но я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне! Или вы считаете, что имеете на меня какие-то права? То, что я согласилась покататься с Майлзом Уэлсли, нисколько вас не касается! Кстати, мне кажется, что вы слишком уж засиделись, и будет лучше, если вы уедете.
Хэррисон наконец понял, что повышать голос на Викторию — не лучшее средство добиться ее расположения. Он поторопился исправить ошибку:
— Извините меня, Виктория. Боюсь, что я позволил себе на минуту поддаться чувствам. Давайте присядем и спокойно все обсудим.
— Нечего тут обсуждать! — холодно отрезала Виктория. — И вообще, как я уже сказала, вам пора ехать.
От такого высокомерного обращения Хэррисон снова вспылил:
— Очень мило! Стремитесь, так сказать, побыстрее от меня отделаться… А почему — вот вопрос? Ждете моего отъезда, чтобы впустить к себе этого наглого американца, который пока что прячется за домом?
Намеки Хэррисона несказанно разозлили Викторию, но, когда она заговорила снова, в ее голосе прозвучало убийственное спокойствие:
— Мы с вами, Хэррисон, дружим не первый год. И по этой лишь причине я постараюсь не придавать значения вашим последним словам. Теперь же я еще раз предлагаю вам меня оставить. Надеюсь, вы не станете проявлять назойливости, которая неприлична джентльмену? Или прикажете позвать слуг, чтобы они помогли вам покинуть этот дом?
Хэррисон схватил перчатки и шляпу со стоявшего у двери столика и круто повернулся к Виктории. Глаза его побелели от ярости.
— Незачем звать на помощь, миледи. И не в том дело, что среди всей вашей прислуги вряд ли найдется человек, у которого достанет сил «помочь мне покинуть этот дом». Вы совершенно справедливо заметили, что мы дружим уже не первый год — и лишь по этой причине я постараюсь забыть о вашем недружественном демарше и сию же минуту уеду из Пемброк-хауса!
— «Недружественный демарш», Гилфорд? — удивленно выдохнула Виктория. — Как прикажете понимать ваши высокопарные слова?
— Вы прекрасно знаете — как! Мы с вами, можно сказать, помолвлены, а теперь, когда ваш отец умер и у вас нет больше причин оставаться в Пемброке, все в графстве только и ждут, когда о нашей помолвке будет объявлено официально.
— Что ж, этим «всем» ждать придется очень и очень Долго, — гневно бросила Виктория, — поскольку у меня нет ни малейшего желания выходить замуж ни за вас, ни за кого-либо другого!
— Ничего подобного, вы выйдете за меня замуж, — самодовольным тоном произнес Хэррисон. — Все будет так, как я давным-давно задумал.
— Вы бы сначала выяснили, что задумала я!
Хэррисон предпочел пропустить реплику Виктории мимо ушей.
— Более того, появляясь в компании этого шального американца, вы унижаете меня в глазах общества, и я терпеть этого не намерен!
Виктория расправила плечи, на секунду став словно выше ростом, и в упор посмотрела на Хэррисона.
— Разговор закончен, мистер Гилфорд. Желаю вам хорошо провести остаток дня.
Промчавшись мимо Хэррисона к двери и едва не сбив его при этом с ног, она вихрем вылетела в коридор, пересекла холл и в мгновение ока взлетела по лестнице к себе в спальню.
Захлопнув за собой дверь, девушка прижалась к ней спиной и срывающимся голосом пробормотала:
— Каков наглец! Он уже решил, что я принадлежу ему душой и телом!
Она прошла к окну, подняла штору и прильнула к стеклу, чтобы проследить за отъездом Гилфорда.
Внезапно крайнее раздражение на ее лице сменилось удивлением. Миг спустя Виктория, позабыв обо всем на свете, от души расхохоталась.
Внизу, у коновязи, Гилфорд садился в седло. Он отвязал уздечку, сунул ногу в стремя и уже готовился вскочить на коня, когда седло внезапно соскользнуло к животу лошади и Гилфорд брякнулся оземь.
Виктория хохотала так, что слезы навернулись на глаза. Первым ее порывом было открыть окно и с унизительным сочувствием осведомиться у распростертого в пыли Хэррисона, не ушибся ли он, но, с минуту поразмыслив, она отказалась от этой затеи. Не стоит выводить Гилфорда из себя — он и так уже разозлен сверх всякой меры.
Виктория бросилась на постель, представила себе валяющегося в пыли под ногами собственной лошади Хэррисона — и снова расхохоталась.
