— Пожалуй, я должна вернуться домой. У меня разболелась голова.
— Наверное, мы слишком много времени провели на выставке, — произнес маркиз, вставая. — Но завтра, после того как вы отдохнете, мы поедем с вами посмотреть дом, который я выбрал сегодня днем. Уверен, что он вам понравится. Закрыв за собой дверь, мы останемся наедине с нашей любовью.
Йола ничего не ответила, и, похоже, у него впервые промелькнула мысль, что она встретила его предложение без особого воодушевления. Пристально посмотрев на нее, маркиз спросил:
— Что-то не так? Мне почему-то кажется, что вы совсем не рады моему подарку.
Йола вновь оставила его вопрос без ответа.
— Почему вы молчите? И почему так странно на меня смотрите?
Он немного подождал, что она скажет, но поскольку ответа не последовало, то шагнул к ней ближе и задал новый вопрос:
— Надеюсь, вы не играете со мной. Потому что, если это так… если вы солгали, что любите меня, я могу вас убить!
С этими словами он обнял ее за плечи и довольно грубо прижал к себе. Йола была вынуждена поднять глаза, и их взгляды встретились.
— Признавайтесь, вы мне лгали? — потребовал ответа маркиз.
Не успела она ответить на его вопрос, как он впился в ее губы поцелуем. Более того, это был совершенно иной поцелуй. Так жадно, так властно, так грубо он еще ни разу не целовал ее.
Йола почувствовала огонь на его губах и в его взгляде. Но поскольку она не ожидала, что он набросится на нее, то на мгновение ощутила лишь жадность этого поцелуя и то, что маркиз делает ей больно. Затем инстинктивно поняла, что пробудила в нем совершенно иные чувства, не похожие на те, которые видела раньше.
Она пыталась отбиваться, но это было невозможно. Его рот взял в плен ее губы. Маркиз подхватил ее на руки и понес через всю комнату к портьерам на другом ее конце.
Не успела Йола сообразить, что происходит, как оказалась на низкой кушетке, на которую ее буквально бросил маркиз. Она испуганно вскрикнула.
— Ты моя. Тебе от меня не убежать! — резко настаивал он.
Он вновь набросился на нее с грубыми, жадными поцелуями, от которых, как от ожогов, у нее горела кожа.
— Нет, не смейте! — вскрикнула она.
Маркиз целовал ей щеки, шею, затем снова губы. Йола чувствовала прикосновения его рук к своему телу.
Внезапно ей стало страшно — жутко страшно — при мысли о том, что он может сделать.
Она отбивалась, как попавшее в западню животное. Оторвавшись от его губ, она взмолилась:
— Нет, Лео, нет! Вы пугаете меня, Лео, прошу вас!
Это был крик ребенка, и он остановил маркиза там, где его бессилен был остановить любой другой крик.
Он посмотрел на нее. Йола прочла в его глазах странную смесь подозрения и страсти и по его дыханию поняла, что возбудила и разъярила его.
— Прошу вас… отпустите меня.
Эти слова едва не застряли в ее горле, однако он их услышал и увидел мольбу и страх в обращенном к нему взгляде.
Он медленно поднялся с кушетки. Йола осторожно приподнялась с подушек, на которые он ее бросил. Маркиз повернулся и прошел в ту часть комнаты, где они только что ужинали.
В бутылке, стоявшей в ведерке со льдом, осталось немного шампанского. Маркиз налил себе бокал и залпом выпил.
Йола дрожащими руками пригладила платье. Она была как побитая. Потом медленно подошла к маркизу, глядя на него потемневшими глазами, в которых таилась тревога.
— Я отвезу вас домой, — сказал он, даже не взглянув на нее.
С этими словами он вновь пересек комнату и, взяв со стула ее шаль, распахнул перед ней дверь. Не смея взглянуть ему в глаза, она вышла за порог и направилась вниз по лестнице.
Несколько минут они ждали, пока швейцар подзовет к дверям экипаж, и, как только тот подъехал, Йола села в карету.
— Простите меня… право, я не хотела огорчать вас, — пролепетала она, когда карета отъехала от дверей «Английского кафе».
— Это вы простите меня, — возразил маркиз. — Я забыл, сколь вы невинны и неопытны. — Он улыбнулся, словно насмехаясь над самим собой. — Давайте забудем, что произошло сегодня вечером, и будем только помнить, как счастливы мы были у водопада в Булонском лесу.
— Да-да, давайте, — прошептала Йола.
Голос ее дрогнул. Казалось, она вот-вот расплачется. Маркиз обнял ее за плечо и нежно привлек себе.
— Все хорошо, моя дорогая, — произнес он. — Это моя вина. Я больше никогда не испугаю вас снова.
Йола положила голову ему на плечо, но взгляд маркиза был устремлен вперед, как будто он о чем-то задумался.
— Вы сердитесь на меня? — спросила Йола спустя какое-то время.
— Я сердит на себя, — ответил маркиз, — хотя скажу честно, я в легком недоумении. — Йола ждала, что он скажет дальше, и спустя минуту он заговорил снова: — Есть многое, чего я не понимаю. Почему вы живете у Эме? Почему вы одеты так, как вы одеты, и что вы ожидаете найти в Париже?
Поскольку ответить на его вопросы она не могла — по крайней мере, в данный момент, — Йола уткнулась лицом ему в плечо и едва не расплакалась.
Маркиз еще ближе привлек ее к себе.
— Вы устали, — сказал он нежно. — Идите спать, а завтра мы с вами спокойно все обсудим, вы и я, и надеюсь, найдем правильный ответ. Уверен, что все гораздо проще, чем вы думаете.
Йола не ответила, и он поцеловал ее волосы.
— Я люблю вас! — прошептал он. — По крайней мере, об этом не может быть никаких споров.
До улицы Фобур-Сент-Оноре было недалеко, и когда они въезжали во двор особняка, маркиз сказал:
— Не переживайте, моя дорогая. Завтра все ваши трудности покажутся вам пустяками, а может, и вообще исчезнут. — Он вновь поцеловал ее волосы и продолжал: — Сначала я отвезу вас на прогулку, а затем мы с вами пообедаем и все спокойно обсудим. На берегу Сены есть ресторан, откуда вы можете наблюдать, как вниз и вверх по реке движутся баржи.
— Как интересно, — выдавила из себя Йола.
— В таком случае мы туда наведаемся. Обещайте мне, что сейчас вы ляжете спать и не станете думать ни о чем другом, кроме нашей любви.
— Я… постараюсь, — пообещала Йола.
Он взял ее руки в свои и поцеловал, сначала одну, потом другую.
— Я люблю вас. Ложитесь спать, помня лишь три этих слова и то, что они значат. Мое сердце в ваших руках, сокровище мое.
Лакей открыл дверь кареты, и они ступили на землю. Маркиз тихо пожелал ей спокойной ночи. Йола повернулась и не оглядываясь пошла к дому.
— Мадам вернулась? — спросила она у лакея, зная, что Эме собиралась куда-то на ужин.
— Да, мадемуазель. Мадам в гостиной.
Йола бегом бросилась по коридору и открыла дверь.
Должно быть, Эме лишь недавно вернулась, потому что стояла у окна и медленно стаскивала с рук длинные черные перчатки. Услышав, как Йола вошла, она обернулась.
