Он продолжал крепко целовать ее, и в этих поцелуях заключалась не только страсть, но и… страх потерять ее. Колдунья могла исчезнуть снова. Однако Тала исчезать не собиралась. Уж если кто и оказался заколдованным, так это она. Сердце таяло под его горячим взглядом. Никакие щит или доспехи, заклинание или зелье не смогли бы уберечь ее от любви.
Эдон просунул пальцы в косы, кольцами уложенные у нее на затылке, запрокинул ей голову и пристально посмотрел в чаруюшие янтарные глаза.
— И чтоб больше не ведьмачить, миледи! — грозно предупредил он.
Но Тала не испугалась, а поцеловала грозного эрла в губы. Ею владели такие же чувства. С осторожностью было покончено.
Эдон перебросил ее через плечо и прошествовал в свои покои, с таким грохотом захлопнув дубовую дверь, что она затрещала, а Тала вздрогнула.
Эрл уложил Талу на кровать. Опускаясь на нее, он разорвал верх ее платья. От Эдона пахло вином, а крутой нрав проявлялся в резких движениях, но Тале и это в нем нравилось. Она хотела быть покоренной им, хотела освободиться от духов и бесов, преследующих ее. Эдон воплощал в себе настоящее, от него веяло жизнью. Он — неистовый волк, загнавший добычу в свое логовище. Он сразил ее и теперь пожирал ее сердце.
Закружившись в безрассудном водовороте, куда ее затянула воля эрла, Тала поняла, что любит Вулфа Варвикского, Эдона Халфдансона и принесет в жертву все, чтобы остаться с ним. Ее сердце готово было одарить его своей неудержимой любовью. Она осознанно дала волю глубоко запрятанным чувствам и получила от этого освобождения неописуемую радость и такое полное счастье, каких ни разу в жизни не испытала.
— Эдон! — Тала вновь и вновь повторяла его имя, осыпая поцелуями и прижимаясь к нему. Она была с ним единым существом, и счастье ее не знало границ. Пока они окончательно не выбились из сил, их взмокшие от пота переплетенные тела не ощущали ужасной жары в закрытой комнате.
Наконец Эдон приподнял влажные косы со спины Талы и поцеловал ее в плечо. Их одежда, разорванная в порыве страсти, валялась на кровати и на полу. Тала с сожалением посмотрела на то, что осталось от зеленого платья, подаренного ей леди Элойей.
Покидать уютную норку рядом с Эдоном ей совершенно не хотелось.
Эдон схватил ее за бедро и уложил к себе на грудь. Поддерживая большим пальцем ее подбородок, он спросил:
— О чем ты думаешь, женщина?
Тала уселась на него верхом, оперлась руками о матрац, а спиной — о его руку.
— О том, что я останусь в логове моего волка до конца жизни.
Смеясь, Эдон уложил ее на спину. Он пытался совладать с неутихающим желанием — Тала ведь не привыкла к таким неистовым проявлениям любви. Красноватая дымка похоти, которая заволокла его взор, рассеялась, и он был в состоянии соображать, что делает. До сих пор простая мысль о том, что Тала тоже должна получить свою долю удовлетворения, не приходила ему в голову. Теперь он намерен ей это показать.
— Я хочу поцеловать вас. — Тала потянулась к его губам. — Мне очень нравится целоваться.
— Всему свое время. Я хочу научить вас получать удовольствие от любви, хочу услышать, как вы во весь голос кричите о своих чувствах, на зависть всем мужчинам Варвика. Пусть все знают: супруга Вулфа Варвикского вся в его власти. Я хочу ощущать вашу дрожь оттого, что вы желаете меня так же сильно, как я вас. Мне не нужны зелья и волшебные слова, мне нужно только ваше полное послушание на уроке любви.
В свой урок любви эрл вложил столько усердия, что под конец совсем обессилел от мучительного наслаждения. Тала даже начала опасаться, что недвижимо лежащий Эдон умер. Она тоже лежала без сил и задыхалась от блаженства. Закрыв глаза, она погрузилась в это сладостное ощущение. Куда-то исчезли духота и жаркие лучи солнца, а тело Эдона уже не давило, а сделалось легким покрывалом, под которым было так уютно лежать.
— Вы полностью истощили меня, жадная колдунья. — Губы Эдона скользнули по ее шее. Он, оказывается, жив, хотя и издает стоны, словно смертельно раненный. Грудь его слегка вздымалась.
Эдон потер лицо и облизал губы. Но сил от этого не прибавилось.
— Эдон… — с трудом проговорила Тала, — я, наверное, никогда не смогу выйти отсюда. Вы научили меня кричать от любви. И мне надо все хорошенько обдумать. Ведь должен же быть какой-то закон, дающий мужчине такую власть.
Эдон фыркнул — смеяться у него не хватало сил. Пока. Он лишь с нежностью потянул ее за косы.
— Я найду огромный мешок и надену вам на голову, чтобы моей милой возлюбленной не пришлось смотреть людям в глаза, когда они станут поздравлять меня с любовной победой.
От лихой улыбки Эдона у Талы размягчилось сердце. Что ей делать? Пути назад нет — она уже влюбилась в него.
— Смотрите, чтобы удаль не ударила вам в голову, — предупредила она. Тала вполне пришла в себя и даже смогла сжать покрепче кулак, когда Эдон захотел поцеловать ей ладонь.
— Благодарю вас, Тала. Мы с вами недурно развлеклись.
— Развлеклись? — У нее похолодело внутри.
Он посмотрел в окно, чтобы по небу определить время. Солнце было видно наверху забранной слюдой части проема, и его лучи яркими пятнами прыгали по каменной стене и по полу. Был третий час пополудни.
— Я хочу пить, Тала. Встаньте и подайте мне воды.
— Вы шутите, викинг! — Тала еще не пришла в себя от оскорбления. «Развлеклись»!
Эдон повернул к ней голову. До чего же она похожа на кошку, нежащуюся на солнышке! Однако нрав у этой кошки строптивый.
— Так вы принесете мне напиться или нет?
Тала открыла глаза. Эрла следовало проучить за высокомерие.
— С какой стати? Как только я смогу встать с постели, то отправлюсь к брату.
— Ага. — Эдон сел, свесив ноги с кровати. Затем легко встал. — Значит, вы собираетесь в Эвешем навестить брата? Избалованный мальчишка и дня не может без вас обойтись! А вы ведь заявляли, что стесняетесь выйти отсюда и посмотреть в глаза моим придворным. Как с этим быть?
— Ничего подобного я не заявляла, — возразила Тала. Она села и протянула руку к чаше с водой, которую Эдон налил из кувшина.
Он нахмурился.
— Нет, объявляли. А я сказал, что надену вам на голову большой мешок. Все в замке слышали ваши крики, Тала ап Гриффин. Вы, должно быть, не заметили, как стало тихо за дверью, когда вы кричали, но я-то заметил. Вы такая маленькая и слабенькая, но в порыве сладострастия можете орать не хуже ирландских духов.
У Талы запылало лицо. Эрл осушил чашу с водой и поставил ее на стол, затем сдернул с Таты одеяло.
— Отдайте его обратно! Ах вы, грубиян! — Она поймала угол одеяла. — Я не хочу сидеть здесь голой вам на потеху!
