спиной, тень никуда не уйдет. Она неотступно следует за мной, хочу я замечать это или нет, припадает к земле, хрупкая, неуловимая, но она
здесь, то едва заметная и исчезающая под ногами, когда на меня падает свет других забот, то вздымающаяся до гигантских размеров в ослепительном сиянии внезапного порыва.
Мой личный демон или ангел-хранитель? Или всего лишь тень зверя, который постоянно напоминает о неизбежности нужд тела?
К хныканью прибавился и другой шум — покашливание, как мне показалось. Я осторожно высунула голову, точно улитка после грозы, и среди скрипучего бормотания расслышала несколько слов:
«…из глубин… шахтер в каньоне… и с ним до-очка, Клементин».
Роджер пел.
На глаза выступили слезы, и я поспешила засунуть голову обратно, чтобы меня не увидели. В песне не было мелодии, тон менялся не больше, чем гул ветра в горлышке пустой бутылки, и все-таки это была музыка. Джемми затих и лишь хлюпал носом, как будто пытался разобрать слова, мучительно вырывавшиеся из покрытого шрамами горла его отца:
«По-утру утят води-ла…»
Роджеру приходилось делать вдох после каждой фразы, и этот звук походил на треск разрываемой ткани. Я сжала руки в кулаки, словно силой мысли могла заставить его выдавить эти слова:
«Две жестян-ки от сар-дин… как санда-лии носила… его дочка… Клементин».
Снова поднялся ветер, раскачивая верхушки деревьев, и следующая строчка растворилась в шорохе; как я ни напрягала слух, еще пару минут я ничего не могла разобрать.
И вдруг увидела неподвижно стоящего Джейми, ощутила его теплое присутствие в прохладе комнаты.
— Все хорошо, саксоночка? — тихо спросил он, стоя в дверях.
— Да, — прошептала я в ответ, чтобы не потревожить Лиззи и ее отца, которые спали рядом. — Просто надо было подышать, не хотела будить тебя.
Он подошел ближе — высокая обнаженная тень, от которой веет сном.
— Я всегда просыпаюсь, если ты встаешь, саксоночка. Плохо сплю, если тебя нет рядом. — Джейми коснулся моего лба. — Я подумал, вдруг у тебя жар — постель была вся мокрая. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
— Мне было жарко, не могла уснуть. Но чувствую себя хорошо. А ты? — Я дотронулась до его лица, кожа после сна была теплая.
Он встал рядом со мной у окна, вглядываясь в летнюю ночь [114]. Стояло полнолуние, птицы тревожились, совсем рядом слышался щебет древесницы, которая поздно вьет гнездо, а чуть дальше — писк мохноногого сыча, вышедшего на охоту.
— Помнишь Лоуренса Стерна? — спросил Джейми. Видимо, звуки напомнили ему об этом натуралисте.
— Такого человека трудно забыть, — с иронией ответила я. — Мешочек сушеных пауков производит сильное впечатление. Не говоря уже о запахе.
За Стерном следовал характерный аромат, состоящий в равных частях из естественного запаха тела, его любимого дорогого одеколона, который не перебивал, но все же соперничал с едкими антисептическими жидкостями вроде камфоры и спирта, и разложения от собранных им образцов.
Джейми слегка усмехнулся:
— Верно. От него воняет еще хуже, чем от тебя.
— От меня не воняет! — возмутилась я.
— Хм-м. — Он поднес мою руку к своему носу и осторожно понюхал. — Лук, — сказал Джейми, — и чеснок. Что-то острое… зерна перца. Да, и гвоздика. Плюс беличья кровь и мясной сок. — Высунув язык, как змея, он коснулся им костяшек моих пальцев. — Крахмал — это картошка — и что-то лесное. Мухоморы?
— Так нечестно. — Я попыталась вырвать руку. — Ты прекрасно знаешь, что было на ужин. И вовсе не мухоморы, а древесные ушки.
— Да? — Джейми снова взял мою руку и понюхал ладонь, потом запястье и предплечье. — Уксус и укроп — мариновала огурцы? Отлично, я их люблю. М-м, и кислое молоко в тонких волосках на руке — обрызгалась, когда сбивала масло или снимала сливки?
— Угадай, раз ты такой знаток.
— Масло.
— Вот черт. — Я попыталась увернуться, но лишь потому, что его щетина щекотала чувствительную кожу у плеча. Джейми обнюхал всю мою руку, добрался до ложбинки на плече, и я пискнула, когда его волосы коснулись моей кожи.
Он приподнял мою руку, дотронулся до влажных шелковистых волосков и поднес пальцы к носу.
— Eau de femme. — В его голос слышался смех. — Ma petite fleur [115].
— И кстати, я принимала ванну, — печально добавила я.
— Да, с мылом из подсолнечника, — сказал он, понюхав ложбинку моей ключицы. Я вскрикнула, и Джейми накрыл мне рот своей большой теплой ладонью. А от него пахло порохом, сеном и навозом, но сказать этого с закрытым ртом я не могла.
Он немного выпрямился, наклонился ближе и жесткими усами коснулся моей щеки. Потом убрал руку, и я почувствовала легкое прикосновение его нежных губ и языка к моему виску.
— И соль. — Я ощущала его теплое дыхание на своем лице. — У тебя на щеке соль, и ресницы мокрые. Ты плакала, саксоночка?
— Нет, — ответила я, хотя по необъяснимой причине мне вдруг захотелось заплакать. — Нет, я вспотела. Мне было… жарко.
Теперь моя кожа остыла, в окно сквозило, и сзади телу было холодно.
— Зато здесь… м-м. — Джейми опустился на колени и, придерживая меня одной рукой за талию, зарылся лицом в ложбинку между грудей. — А это что? — Его голос снова изменился.
Я редко пользовалась духами, но из Ост-Индии мне прислали специальное масло из цветков апельсина, жасмина, бобов ванили и корицы. Пузырек был маленький, и я наносила совсем чуть-чуть масла на кожу ради тех случаев, которые мне казались особыми.
— Ты хотела меня, — хмуро сказал Джейми. — А я заснул, даже не прикоснувшись к тебе. Прости, саксоночка. Почему ничего не сказала?
— Ты был уставшим. — Я погладила его волосы, заправляя длинные темные пряди за ухо. Джейми засмеялся, обдувая теплом мой обнаженный живот.
— Ради такого, саксоночка, можешь хоть из мертвых меня воскресить — я не откажусь.
Он поднялся, и даже в тусклом свете было заметно, что мне не потребуется принимать такие отчаянные меры.
— Как жарко. Я вся вспотела.
— А я, думаешь, нет?
Джейми обхватил меня за талию и, резко подняв, усадил на широкий подоконник. От прикосновения к холодному дереву я вскрикнула и машинально схватилась за оконную раму.
— Ты что такое творишь?
Он не собирался отвечать, да и мой вопрос в любом случае был риторическим.
— Eau de femme, — прошептал Джейми. Он опустился на колени, касаясь своими мягкими волосами моих бедер, и пол скрипнул под его весом. — Parfum d’amor, м-м?
Прохладный ветер поднял мои волосы. Джейми крепко держал меня за бедра, так что упасть я не могла, но все же голова кружилась от ощущения высоты, от ясной и бескрайней ночи с усыпанным звездами небом, в которое я могу
