— Да замолчи же ты! — набросилась на бедняжку разнервничавшаяся мамаша и дала ей подзатыльник.
— О, Жорж-Альбер, как я счастлива тебя видеть!
«Да, конечно, говорить-то она это говорит, но, вообще-то я интересую их всех не больше, чем китайская ваза!» — казалось, подумала маленькая обезьянка, все же целуя подставленную ей розовую щечку.
Жорж-Альбер относил себя к человеческому племени, и, быть может, не без оснований. Он верно и преданно служил Флорису, своему хозяину, сопровождал его во всех путешествиях и приключениях, и единственное, чего ему не хватало, — так это дара речи. Жорж-Альбер осклабился, показав белые зубы, и протянул Батистине подарок, который он хотел непременно ей вручить, — то были чепчик и парик мадемуазель Барбы Данден.
— О, Жорж-Альбер! — расхохоталась девушка.
— Как тебе не стыдно! — укорял обезьянку Флорис.
Жорж-Альбер понуро повесил голову. Никогда невозможно было угадать, хотел ли он совершить доброе дело или делал глупости ради удовольствия. Немного смущенный Флорис выхватил из лап обезьянки две столь необходимые вещицы из туалета мадемуазель Барбы Данден и передал ей с тысячами извинений.
Мадемуазель Барба, водрузив парик и чепчик на голову, немного успокоилась и вновь уселась за орган. Крики в церкви стихли, и благословенная тишина распростерла свои крылья над паствой.
Отец Гиацинт воспользовался воцарившимся спокойствием и с необыкновенной быстротой взобрался по ступеням на кафедру.
— Возлюбленные братья мои, — начал он, — займите ваши места. А вы, блудные сыновья, поднимитесь на хоры и — садитесь около вашей дорогой сестрицы. Мы сейчас прочтем благодарственные молитвы. Восславим же Господа за то, что он сохранил вам жизнь!
Все повиновались призыву священника. Жеодар опустился на колени рядом с невестой, Флорис и Адриан расположились на двух скамеечках для молитв, которые принес для них постоянно утиравший слезы радости Блезуа.
— Мы начнем, братья, с «Верую», потом прочтем «Отче наш», а затем продолжим брачную церемонию, — промолвил отец Гиацинт, воздев руки к небесам.
— Простите, отец мой, — сказал Флорис, мгновенно вскакивая на ноги. — Мне казалось, я ясно выразился!
— Что? Как? Что такое? — воскликнул отец Гиацинт, буквально испепеляя Флориса взглядом.
Тот, нисколько не смущаясь, сделал два шага по направлению к кафедре.
— Мы благодарим вас, отец мой, от всего сердца благодарим за то, что вы хотите прочесть благодарственные молитвы Господу в честь нашего возвращения!
И с удовольствием присоединим наши голоса к этим молитвам! Но… по причинам, которые касаются только нашей семьи и которые мы не можем сейчас здесь изложить, мы вынуждены вас просить отложить бракосочетание!
По церкви вновь пополз шепоток.
— О, скажите-ка, что это там говорит господин де Вильнев?
— Братья не желают, чтобы она выходила замуж!
— Они против этого брака!
— А я-то подумал, они прервали церемонию только потому, что опоздали и сами хотели принять в ней участие!
— Какой скандал! Какой позор!
— Но… но… дети мои… я ничего не понимаю! — воскликнул отец Гиацинт, в отчаянии заламывая руки.
— Простите нас великодушно, отец мой, и вы, уважаемые гости. Позвольте нам удалиться вместе с сестрой и в тиши уединения насладиться счастьем вновь обрести друг друга! — рассудительно промолвил Адриан де Вильнев, делая изысканный придворный поклон священнику, а затем и всем присутствующим.
Флорис схватил Батистину за руки и силой заставил ее подняться.
— Идем, малютка, нам надо многое тебе рассказать.
— Ах так? Но кто позволил вам издеваться надо мной? — закричал вдруг вышедший из себя Жеодар.
— Простите и вы нас, сударь, мы действительно должны вам кое-что объяснить, но сейчас мы не можем этого сделать, вы ведь понимаете. Будьте благоразумны, простите нас! — сказал сухо Флорис и собрался обойти разъяренного жениха.
— Ах, нет, сударь! Это было бы слишком просто! Знайте же, что я женюсь на этой девушке, и мне плевать, брат вы ей или не брат! Мадемуазель де Вильнев — моя невеста, и я имею веские основания желать заключения этого брака, а уж какие у меня на то есть причины, это — мое дело, и я не обязан давать вам отчет!
Батистина растерянно переводила взгляд с Флориса, чьи зеленые глаза горели диким огнем, на Жеодара, раскрасневшегося от гнева.
— И правда, Флорис, почему ты хочешь отложить бракосочетание? Я очень рада, что выхожу замуж, — сказала Батистина, вновь опускаясь на скамью.
— Вот! Вы слышали?! — торжествовал Жеодар, тотчас же усевшийся возле невесты.
Флорис побледнел от бешенства. Он сжал кулаки и склонился к Батистине, твердо решив держать себя в руках.
— Моя маленькая Батистина! Мы вернулись из такой дали! Если бы ты знала, как я рад вновь видеть тебя! Поедем, поговорим обо всем дома, в замке…
Батистина подняла голову и взглянула на Флориса. Она на секунду закрыла глаза, уже готовая повиноваться повелительному взгляду, но у нее вновь закружилась голова, а через мгновение настроение резко переменилось. Она сжала руку Жеодара и решительно заявила:
— Я ничего не понимаю, Флорис. Я тоже очень рада, что вы вернулись, и мы, конечно, поговорим обо всем, но только после свадьбы, ведь осталось совсем недолго…
Флорис еще сильнее сжал кулаки, так что ногти впились в ладонь.
— Батистина, дорогая, ты должна нас выслушать… — в свой черед принялся уговаривать сестру Адриан. Флорис оглянулся. Все присутствующие, разинув рты, жадно смотрели на это зрелище. Флорис понял, что все это ужасно смешно, глупо, отвратительно, что они с братом и сестрой выставляют себя на посмешище.
— Нет, нет и нет! Сначала я выйду замуж, а уж потом вы расскажете мне о своих приключениях, — заявила Батистина, упрямо забиваясь поглубже в кресло.
— Господи! Да они с ума посходили! — хныкала Элиза.
— Ха-ха! Ну что, господа, мои вновь обретенные шурины? Вы слышали, что сказала вам моя невеста?
Так знайте же, мы с женой сочтем за честь увидеть вас на торжественном обеде по случаю нашего бракосочетания… Ну ладно, хватит, отец мой, достаточно всяких историй! Сойдите вниз и благословите нас! — закричал Жеодар, обращаясь к отцу Гиацинту, безмолвно застывшему на кафедре.
Адриан снова попытался прибегнуть к искусству дипломатии. Приблизившись к кафедре, он прошептал:
— Мне необходимо поговорить с вами наедине, отец мой!..
Но он забыл про буйный характер Флориса, бывавшего страшным в гневе. Флорис прищурил глаза, и тоненькие морщинки, появившиеся в уголках глаз, сделали его лицо еще более красивым. Он смотрел на Батистину. А та все не уступала, смотрела хмуро и упрямо и, желая подчеркнуть свое намерение, держала жениха за руку.
