– Кто здесь? – Девушка быстро приподнялась и села на кровати.
– Ты поняла, что я ирландка, еще там, в пиршественном зале. Почему бы еще ты заговорила со мной, назвала меня «милой»?
– Это ты, рыженькая? Так ты тоже поняла меня!
– Да, но не ответила – не надо, чтобы нас видели разговаривающими друг с другом.
У Фионы даже закружилась голова от такой неожиданной удачи. Теперь у нее была подруга, а возможно, и союзник.
– Ты тоже рабыня? И как давно тебя взяли в плен? – спросила она, пододвигаясь поближе к незнакомке.
Та зажгла огонь в лампе, стоявшей рядом с кроватью, и фитилек осветил ее юное лицо и кудряшки волос.
– Уж и не помню, сколько я провела здесь: зим пять, а может, шесть. Я была совсем ребенком, когда меня купил племянник ярла.
– Купил тебя? Так, значит, тебя не взяли в плен?
Девушка презрительно фыркнула.
– Во всяком случае, не викинги. Меня взяли во время набега люди из клана Нейла.
– А откуда ты родом? – спросила Фиона. – Из какой части Ирландии?
– Из Рат-Кула, местечка рядом с поселением, которое норманны называют Дублином. А ты?
– Из Дупсхеана, что на реке Шеннон.
– А как случилось, что тебя взяли в плен?
Фиона почувствовала боль от нахлынувших горьких воспоминаний.
– Норманны напали на укрепленный поселок моего отца и сожгли его. Другие женщины успели укрыться в подземелье, а я…
Она на мгновение заколебалась. Как объяснить незнакомке, что ей надо было попытаться найти и спасти Дермота и других подростков и что она помогла заключенному викингу?
– Я пыталась разыскать моего сводного брата, и в этот момент меня схватили.
Гостья нахмурилась.
– Сигурд не любит брать рабов во время набега – он считает, что куда проще покупать их на рынке.
– Меня взял в плен его брат.
– Так, значит, это был Даг? – Удивление отразилось на лице девушки. – Но ведь Даг вообще не берет рабов! – Серые глаза внимательно всматривались в Фиону. – Может быть, он пытался спасти тебя от кого-нибудь из своих людей?
– Что-то вроде того, – созналась Фиона. – Я помогла ему, и он… отплатил мне за это.
– А как ты помогла ему?
Фиона глубоко вздохнула.
– Воины моего отца взяли Дага в плен за несколько дней до нападения викингов. Он был ранен, и мой отец приказал бросить его в подземную темницу. Мне стало жаль его.
Когда гостья в изумлении уставилась на нее, Фиона поняла, что ее поступок она расценила как предательство.
– Я не освобождала его и не делала ничего плохого, – поспешно добавила она, стараясь не вспоминать о том, что сняла кандалы с рук викинга.
– Но ему все же удалось бежать!
Фиона, кивнув, опустила глаза.
Незнакомка не отрывала от нее пристального взгляда.
– Вы с братом Сигурда очень похожи друг на друга – у него тоже мягкое сердце. Он терпеть не может, когда кто-то страдает, и еще очень любит животных. Он даже завел себе собаку, и она спала у его кровати, всюду ходила с ним…
Удивлению Фионы не было предела.
– Собаку? Где же она?
– Сдохла этой весной. Наелась протухшего мяса или чего-то в этом роде.
У Дага была собака! Это еще больше расходилось с образом ее врага, который Фиона нарисовала в своем воображении.
– Ты не права, – наконец сказала она. – Даг ничуть не лучше своих соплеменников: как только он оказался со мной наедине, то тут же сорвал с меня одежду и попытался изнасиловать.
Она передернула плечами.
– И что же?
– Я от него отбилась, – гордо объяснила Фиона.
Девушка прищурилась.
– Теперь ты рабыня: норманны имеют право казнить и миловать нас. Тебе не стоит проявлять неповиновение или злить их, это может для тебя плохо кончиться.
– Все равно я не покорюсь, – горячо воскликнула Фиона, – и лучше пойду на смерть, чем уступлю моим похитителям!
– Возможно, ты права, – согласилась девушка. – Мне приходилось видеть такое. Те, кто не покоряется, не выживают. По-видимому, ты куда храбрее меня, а я очень хочу жить, пусть даже для этого мне и придется смириться со своей долей.
Фиона почувствовала смертельный холод в этих спокойных словах девушки. Разве она сама не поклялась несколько дней назад сделать все возможное, чтобы выжить, а теперь готова поставить на кон жизнь, лишь бы только пойти наперекор судьбе. Она не должна забывать обет и сделает все, чтобы когда-нибудь вернуться в Ирландию!
– Сдаюсь. Ты совершенно права. Я тоже вовсе не жажду умереть. Больше всего я хотела бы убежать и вернуться к себе на родину.
Ее подруга по несчастью энергично замотала головой.
– Я не слышала ни про одного раба, которому бы удалось спастись отсюда. Лучше уж заслужить признательность своего хозяина и таким образом получить свободу.
Фиона удивленно взглянула на девушку, но та, выдержав ее взгляд, спокойно продолжила:
– Поверь, такое случается. Иногда норманн так влюбляется в женщину-рабыню, что отпускает ее на волю и берет себе в жены. Ты так красива, что тебе будет нетрудно завоевать сердце своего хозяина, а с ним и свою свободу.
– Как я могу пойти на это! – воскликнула Фиона. – Я поклялась памятью моих убитых соплеменников, что отомщу за них. Но я не смогу мстить, если выйду замуж за одного из своих врагов! К тому же я плохая притворщица; по моему лицу можно прочитать все мои мысли; мне никогда не убедить викинга, что я без ума от него, если на самом деле я его ненавижу.
– Жаль, – гостья пожала плечами. – Обладай я твоей красотой, обязательно использовала бы ее, чтобы облегчить свою долю, даже если бы для этого мне пришлось лечь под самого старого ярла.
Фиона только покачала головой – ее собеседница была чересчур молода для таких мрачных мыслей.
– Сколько тебе лет? – спросила она. Девушка нахмурилась.
– Теперь уже четырнадцать или пятнадцать зим, должно быть.
– А есть здесь еще рабы-ирландцы?
– Два моих брата да еще с полдюжины других. Ты вряд ли встретишься с ними – все они работают на полях и очень редко появляются здесь, в доме.
– Всего получается десять человек – это не так уж мало.
Если мы объединимся… – пробормотала Фиона.
Незнакомка бросила на нее обеспокоенный взгляд и быстро направилась к двери.
– Постой! – Фиона спустила ноги с кровати. – Куда же ты?
Девушка с опаской посмотрела на нее.
– Я же говорила тебе, что не хочу сердить моих хозяев и не стану готовить никаких побегов. Глупо даже думать об этом.
– Хорошо-хорошо. – Фиона вздохнула, прикидывая, не будет ли она так же обреченно смотреть на жизнь после тягостной череды проведенных здесь лет. – Не будем говорить о вещах, которые тебя сердят. И вообще я бы хотела, чтобы мы стали подругами.
