— Что ж, значит уже завтра я начну тосковать по Вам, — Анжелика спрятала лицо на груди мужчины.
— Наберитесь терпения, моя радость. Любовь не терпит поспешности, — прошептал граф, легко касаясь губами ее волос, а потом обхватил нежное лицо девушки ладонями и страстным поцелуем приник к ее губам.
***
В Монтелу пожаловал сам Юг. Маркиз дʼАндижос, жгучий брюнет с торчащими пиками усов и горящими глазами, в двухцветных желто-оранжевых рингравах, которые искусно скрывали полноту этого весельчака и кутилы, представил барону приехавших вместе с ним графа де Карбон-Доржерака и юного барона Сербало — на предстоящем бракосочетании они должны были выступать в роли свидетелей.
Приехавших пригласили в гостиную, где де Сансе выставили на столы все, что было у них лучшего: мед прямо из ульев, фрукты, простоквашу, жареных гусей и вина с виноградника Шайе.
Гости умирали от жажды. Но несмотря на это, маркиз дʼАндижос, отхлебнув глоток вина, отвернулся и, метко сплюнув прямо на плитки пола, сказал:
— Клянусь святым Поленом, барон, вино Пуату обдирает мне язык! Оно до того кислое, что у меня на зубах заскрипело. Эй, гасконцы, тащите бочки!
Его простота и чистосердечие, певучая речь и даже исходивший от него запах чеснока не только не вызвали неприязни у барона де Сансе, но привели в полный восторг. Маркиз и его спутники то и дело поглядывали на Анжелику с восхищением, которое эти пылкие южане не могли скрыть. Они осыпали ее комплиментами, смысла половины которых она не понимала, потому что они говорили очень быстро и с невероятным акцентом, неузнаваемо изменявшим каждое слово.
— Мадемуазель де Сансе, — поклонился дʼАндижос. — Мой друг, граф де Пейрак, возложил на меня свои обязанности в выполнении всех формальностей, лишив, однако, очаровательных прав, — он издал горестный вздох. — Право слово, мне впору кусать локти, что при нашей первой встрече я не разглядел такой восхитительный бриллиант! Из маленькой проказницы вы превратились в ослепительную красавицу. Черт побери, Пейраку всегда везет!
— Рада вас видеть, маркиз, — сделала реверанс девушка, смущенно опуская глаза. Она еще не привыкла к прямолинейности и словоохотливости гостей. — Думаю, граф поручил вам это дело, поскольку считает вас своим лучшим другом, заслуживающим всяческого доверия.
— Как вы добры и очаровательны, — рассмеялся маркиз, целуя ей руку. — Теперь я понимаю, почему Жоффрей без ума от вас. Он передал вам подарки и вот это, — мужчина вытащил небольшой прямоугольник из кармана камзола.
— Письмо, — выдохнула Анжелика.
— Прошу, — дʼАндижос протянул ей конверт. — Ах, как же приятно видеть такую искреннюю радость в ваших чудных изумрудных глазах. Я чувствую себя настоящим Купидоном, — а после добавил, видя, как Анжелике не терпится прочитать послание. — Думаю, все Вас поймут, если Вы пожелаете пойти к себе и взглянуть на подарки.
Она кивнула, сделала присутствующим реверанс и поспешила наверх, на ходу раскрывая конверт.
«Душа моя!
Я с нетерпением жду вашего скорейшего прибытия в солнечную Тулузу, в отель „Веселой науки“, где уже все готово к приезду моей будущей супруги. Уверен, что едва вы появитесь здесь, как город засверкает яркими огнями, праздники приобретут поистине грандиозный размах, и вы станете королевой этого розового города, как стали королевой моего сердца, которое невыносимо тоскует в разлуке с вами.
Анжелика, любовь моя, постарайтесь проявить благоразумие и не впутываться ни в какие истории. Доверяйте во всем маркизу и его спутникам, они станут вашими верными рыцарями и защитниками. Надеюсь, Вам понравятся подарки.
Жоффрей де Пейрак.»
Анжелика еще несколько раз перечитала письмо. С волнением всматривалась она в строчки, написанные рукой графа, и сердце ее замирало от любви к нему. Она даже не сразу почувствовала, как кто-то дергает ее за руку.
Мари-Агнесс звонким голоском кричала ей прямо в ухо:
— Анжелика! Анжелика, посмотри, такие чудесные вещи…
В большой комнате стояли огромные, обитые железными полосами сундуки из сыромятной кожи, которые называли гардеробами. Слуги и служанки, откинув крышки сундуков, выкладывали их содержимое на пол и колченогие кресла. На широкой кровати Анжелика увидела платье из зеленой тафты, как раз такого оттенка, как ее глаза. Необычайно тонкое кружево украшало корсаж на китовом усе, а шемизетка была сплошь расшита цветами из брильянтов и изумрудов. Такие же цветы были на узорчатом бархате верхнего платья черного цвета. Его полы были отвернуты и заколоты брильянтовыми аграфами.
Это платье было великолепно и явно выбрано специально для нее. В нем не было и намека на кричащую роскошь, как в алом платье де Модрибура. Девушка провела пальцами по подолу.
— Это ваше свадебное платье, — сказал поднявшийся к ним маркиз дʼАндижос. — Граф де Пейрак долго выбирал среди материй, доставленных из Лиона, такую, что подошла бы к вашим глазам.
— А это! А вот это! Ты только посмотри, Анжелика! — повторяла Мари-Агнесс, и ее личико, похожее на мордочку маленькой пугливой мышки, сияло от восторга.
Вместе с младшими братьями, Альбером и Жаном-Мари, она ворошила тончайшее белье, открывала коробки, в которых лежали ленты и кружевные отделки, веера из пергамента и перьев. Был здесь и очаровательный дорожный несессер из зеленого бархата на белой камчатой подкладке, отделанный позолоченным серебром, в котором лежали две щетки, золотой футляр с тремя гребнями, два зеркальца итальянской работы, квадратная коробочка для булавок, два чепчика, ночная сорочка из тонкого батиста, подсвечник из слоновой кости и атласный зеленый мешочек с шестью восковыми свечами.
Были еще другие платья, менее роскошные, но тоже очень красивые, перчатки, пояса, маленькие золотые часики и бесконечное количество каких-то мелочей, о назначении которых Анжелика даже не догадывалась.
При виде таких богатств она испытала почти детскую радость и в то же время впервые ощутила восторг женщины, которую инстинктивно тянет к нарядам и красоте.
Маркиз дʼАндижос открыл плоский футлярчик, и в комнате, куда набились уже и служанки, и лакеи, и работники с фермы, раздался дружный возглас изумления, а потом пробежал восхищенный шепот.
На белом атласе сверкало ожерелье ослепительного, в три ряда, жемчуга с золотистым отливом. Лучшего украшения для новобрачной нельзя было и придумать. Тут же лежали серьги и две нитки жемчуга помельче, которые Анжелика приняла было за браслеты.
— Это украшения для волос, — разъяснил маркиз дʼАндижос. Несмотря на свое брюшко и повадки славного вояки, он оказался весьма сведущ в тонкостях моды.
— Надо приподнять немного волосы, хотя, по совести говоря, я не очень-то представляю, как это делается.
— Я вас причешу, мадемуазель, — вмешалась рослая плотная служанка, подходя к Анжелике.
Она была моложе Фантины Лозье, но до странного походила на нее. То же сарацинское пламя — память о давних нашествиях — опалило ее кожу. Обе женщины исподлобья бросали друг на друга неприязненные взгляды.
— Это Маргарита, молочная сестра графа де Пейрака. Она служила многим знатным дамам Тулузы и подолгу жила со своими хозяевами в Париже. Теперь она будет вашей горничной.
Служанка ловко приподняла тяжелые золотистые волосы Анжелики и туго оплела их нитями жемчуга. Затем она решительным жестом вынула из ушей Анжелики скромные сережки, которые барон де Сансе подарил дочери в день первого причастия, и заменила их роскошными серьгами. Теперь наступила очередь ожерелья.
— Ах, для него декольте должно бы быть больше! — воскликнул барон Сербало, устремив взгляд своих черных и блестящих, как лесная ежевика после дождя, глаз в вырез платья Анжелики.
Маркиз дʼАндижос без долгих разговоров стукнул его тростью по голове.
С зеркалом в руке к Анжелике подбежал паж.
Анжелика увидела себя в этом новом обличье. Ей показалось, что вся она, и даже нежная, шелковистая кожа лица с легким румянцем на щеках, словно излучает сияние. Радость, вырвавшись из самой глубины ее существа, распустилась на губах очаровательной улыбкой.