Номер два. Пока мышцы теплые, с силой разотрите ладонями пораженный участок.
Номер три. Наложите компресс, сделанный из залитых кипятком листьев растения под названием «окопник лекарственный», и плотно оберните сухой тканью. Оставьте на всю ночь.
Повторяйте ежедневно».
Перечитывая советы – а надо сказать, что граф сделал это уже не меньше дюжины раз, – он неизменно улыбался. Особенно забавляла последняя строчка. Можно подумать, что на свете не существует дел важнее, чем ежедневное распаривание ноги в горячей воде и изготовление компресса из листьев какого-то неведомого растения, которое прежде еще надо найти.
Нет, в принципе лорд Фоксберн не имел ничего против добрых советов. Хорошо, что кто-то бескорыстно старается помочь, даже несмотря на полную безнадежность его положения.
Впрочем, скорее всего мисс Ханикот сделала это исключительно из чувства долга – в ответ на помощь в поисках второго портрета. Она никак не могла знать, что ради нескольких минут в лучах ее тепла и заботы он был готов на все.
Поцелуй оказался грубой ошибкой, потому что позволил приоткрыть дверь и заглянуть в рай, куда путь заказан раз и навсегда. Дафна сама призналась, что ищет доброго, великодушного и спокойного джентльмена. Достойного и благородного. Того, с кем можно растить детей.
Увы, все это не о нем.
И все же трудно было забыть блаженное ощущение близости, тепла, ответной страсти. Бенджамин целовал безудержно, безоглядно, надеясь раз и навсегда убедить в необходимости соблюдать безопасную дистанцию, – не только физическую, но и эмоциональную. Дафне не следовало знакомить его со своими маленькими веснушчатыми подружками и показывать класс с пустыми полками и шаткими табуретками. Не следовало впутывать в свои проблемы и сообщать, за какого именно человека она намерена выйти замуж. И тем более не следовало тратить время на напрасные попытки избавить от мучительной боли. Никакие ванны, растирания и компрессы все равно не помогут.
Поэтому в одном-единственном поцелуе Бенджамин сконцентрировал всю свою страсть. Жадно впитал вкус ее губ, ощутил сладкий аромат волос, почувствовал податливую мягкость бедер. На миг Дафна растерялась, изумленно застыла, но не убежала с криком ужаса.
Хотя должна была бы убежать.
Бенджамин не сомневался, что до него Дафну еще никто не целовал – во всяком случае так по-взрослому, откровенно и основательно. И все же она не испугалась, не притворилась оскорбленной, а приняла вызов достойно и уверенно, с позиции силы.
Граф беспокойно сменил позу. От одного лишь воспоминания о встрече на лестнице сиротского приюта вскипала кровь.
Ирония ситуации колола глаза. Поцелуй, призванный избавить от навязчивого влечения к Дафне, будет навязчиво напоминать о ней до последнего вздоха.
Карета поднялась на холм, и взору открылся Билтмор-Холл. Вид старинного, построенного в классическом стиле дома с белым каменным фасадом и массивными колоннами мгновенно перенес в прошлое. В юности Бенджамин часто приезжал сюда вместе с Робертом на каникулы. Родительский дом находился дальше от Итона, чем дом друга. Во всяком случае, это обстоятельство служило убедительным оправданием и надежным прикрытием. На самом же деле здесь было уютнее, веселее и свободнее. Родители Роберта – милые, заботливые люди – позволяли юношам делать все, что хочется: скакать верхом, охотиться, ловить рыбу и гулять, сколько душе угодно. Никто не читал нотаций о пренебрежении серьезными занятиями и тем более не сопровождал эти нотации ударами плетки.
Да, семья Роберта стала почти родной, а верный друг детства со временем превратился едва ли не в брата. В Билтмор-Холле Бенджамин проводил больше времени, чем дома. Здесь он впервые поцеловал дочку мясника, здесь упал с жеребца, на которого было запрещено садиться, и сломал руку.
И сейчас он чувствовал себя так, словно возвращается в родные края. Вот только Роберта рядом не было.
Мышцы на правой ноге угрожающе напряглись. Так, начинается. Граф аккуратно сложил письмо Дафны, бережно убрал в нагрудный карман сюртука, а взамен из бокового кармана достал спасительную фляжку.
Прошло два дня, прежде чем выдался случай спросить о бароне Чарлтоне.
Полученный ответ послужил первым намеком на неблагоприятные обстоятельства.
Бенджамин и Хью объезжали поместье по самому короткому маршруту, который кое-как могла выдержать нога графа. Сопровождал господ управляющий Найджел Коултон – невысокий плотный человек с копной седых волос на голове.
– К западу от нас начинаются поля Чарлтона? – осведомился Бенджамин.
– Да, – подтвердил управляющий. – Прежде барон регулярно приезжал в деревню, но вот уже несколько месяцев его не видно.
Хью задумчиво покачал головой.
– Сквайр стареет. Наверное, с годами поездки приносят все меньше удовольствия. Может быть, плохо себя чувствует.
– А что делает его сын?
Управляющий презрительно сплюнул.
– Сына, Роуленда Хэллоуза, вижу часто. Бездельник целыми днями сидит в пабе «Еж и корона». Пьет без меры.
– А что он говорит об отце?
– Что бы ни говорил, веры ему мало.
Бенджамин покачал головой.
– Надо бы навестить соседа. Пожалуй, откладывать в долгий ящик не стоит, сегодня же и съезжу.
– И я с вами, – с готовностью вызвался Хью. – Судя по рассказам, Хэллоуз – изрядный негодяй. Если хватит лишку, неприятностей не оберешься.
Бенджамин с трудом сдержал усмешку. Не хватало еще, чтобы неоперившийся виконт считал своим долгом защищать его от распоясавшегося пьяницы. Однако вслух отреагировал иначе:
– Конечно, поедем вместе. В компании веселее. Хочу узнать, как поживает старина Чарлтон. Когда-то он любил охотиться с Робертом, да и меня считал дельным парнем.
Со дня приезда он впервые произнес имя друга. Оно сорвалось с языка само собой и повисло в воздухе. Наступило молчание: каждый из троих ушел в собственные, когда-то приятные, а теперь болезненные воспоминания.
Фоксберн заговорил первым.
– Когда Роберт… умер, Чарлтон прислал прочувствованное письмо. Надо поблагодарить.
Коултон глубже натянул шляпу на косматую седую голову.
– Если будет нетрудно, передайте, что надеюсь в ближайшее время встретиться с ним в деревне. Он не виноват в том, что сын вырос неблагодарной свиньей. У каждого дерева бывают дурные семена. – Управляющий потянул носом, как будто принюхивался. – С юга приближается гроза. Пора возвращаться от греха подальше.
