Кэтрин чуть слышно сказала:
– Благодарю вас. – И служанки вылетели из комнаты. – Ты мог хотя бы делать вид, что замечаешь, когда тебе прислуживают, – с упреком обратилась она к Монкрифу.
– Они терпеть не могут, когда я их замечаю, – пробурчал он, не глядя на Кэтрин. – Предпочитают оставаться невидимыми. По крайней мере, для меня. – Монкриф присел на край кровати. – Это не Колстин-Холл. Здесь прислуга не привыкла видеть тебя во многих ролях. В Балидоне они ожидают от герцога определенного поведения. Я стараюсь следовать их ожиданиям.
– Каким, например?
– Например, соблюдать дистанцию. Если я назову кого-нибудь по имени, человек упадет в обморок, а когда очнется, пожалуется Глинет или Уоллесу. – Монкриф начал разворачивать полотняный рулончик, который держал в руках.
– Чего еще они от тебя ждут?
– Чтобы я был таким же, как вчера. Балидон простоял уже несколько веков, он требует постоянства в поведении.
– Так ты служишь замку или он – тебе?
Монкриф не ответил, а ласково и осторожно приподнял ее ногу и уверенными движениями человека, который делал это много раз, стал накладывать повязку на щиколотку Кэтрин.
– Не удивлюсь, если ты в своем полку исполнял еще и роль врача, – улыбнулась Кэтрин.
– Я всегда делал то, что было необходимо, – ответил Монкриф, не отвлекаясь от работы.
Невольно залюбовавшись решительным и сосредоточенным Монкрифом, Кэтрин вдруг усомнилась, достойна ли она сама, быть его супругой.
Монкриф закончил работу и аккуратно закрепил повязку. Повязка оказалась очень тугой, но Кэтрин не стала жаловаться, понимая, что надо терпеть.
– Спасибо, Монкриф.
Монкриф подложил ей под ногу подушку и встал.
– Скоро станет легче.
– Мне уже легче.
Монкриф открыл шкатулку, вынул оттуда какой-то прутик и маленький диск, положил прутик на блюдце и поджег его с помощью трута. Секунду прутик горел, а потом Монкриф задул пламя. Комната сразу наполнилась экзотическим запахом.
– Это ладан, – объяснил он. – Поможет тебе расслабиться. Это не опий. Он не вызывает привыкания.
– Монкриф! – возмущенно воскликнула Кэтрин. – Какой твой самый большой недостаток, кроме отказа верить, что у меня нет пристрастия к опию?
Монкриф улыбнулся. В его улыбке не было ни насмешки, ни подтрунивания, а была лишь такая нежность, что Кэтрин не могла больше сердиться.
– Я не собирался тебя обидеть, Кэтрин. Я же знаю, что ты не хочешь принимать ничего болеутоляющего, знаю и то, что щиколотка должна очень болеть. – Он захлопнул шкатулку, убрал ее на комод, туда же поставил и поднос с ножницами и бинтами. – А что касается недостатков, то я привык заботиться о людях, которые от меня зависят.
– Хорош недостаток! Это, скорее, достоинство.
– Да, если не брать в расчет, что мое и их понятие о заботе часто не совпадают. Я не всегда бываю прав, но мне трудно это признать.
– Да, Монкриф, от меня не ускользнула твоя самоуверенность. Не говоря уж об упрямстве.
Монкриф подошел к кровати, присел на уголок, стараясь не потревожить больную ногу Кэтрин, и осторожно прикрыл ее одеялом.
– Меня всю жизнь учили предвидеть худшее и готовиться к нему. Поэтому я иногда забываю предвидеть лучшее.
– Значит, по натуре ты не оптимист.
– Возможно. Но и не нытик. Могу также признать, что я довольно настойчив. Если у меня есть хотя бы призрачный шанс, я его ухвачу и использую. Такое свойство помогает в бою, но в мирной жизни оно иногда раздражает людей.
Кэтрин удивила готовность Монкрифа к самокритике.
– Это все твои недостатки? – с улыбкой спросила она. Монкриф покачал головой.
– Основные. Я бы предпочел, чтобы о других ты узнавала постепенно. – Он взял руку Кэтрин и сжал ее ладонями. – Кэтрин, я хочу, чтобы наш брак стал настоящим супружеством. Нужно только время и обоюдное желание.
Кэтрин не знала, что ему ответить, да Монкриф, похоже, и не ждал немедленного ответа.
– Если хочешь, можешь сердиться на меня, – продолжал он. – Можешь даже приходить в ярость, но только не скрывай своих чувств. Возможно, когда-нибудь наши чувства друг к другу станут иными, но я уверен, что никогда мы не будем друг другу безразличны.
– А грусть, Монкриф? Что делать с грустью?
– Думаю, тебе ее досталось уже с лихвой. Или ты собираешься купаться в ней даже после того, как излечилась?
– Монкриф, ты когда-нибудь терял близкого человека?
Монкриф заколебался, но потом все-таки ответил:
– Женщину, которую любил.
Кэтрин вдруг страстно захотелось узнать все об этой незнакомой женщине, но она сдержалась и вместо этого решилась нарушить их краткое перемирие, обратившись к Монкрифу с просьбой:
– Ты не принесешь мне одно из писем?
Кэтрин думала, что Монкриф откажется, но муж удивил ее: встал, подошел к сундуку в изножье кровати и спросил:
– Которое?
У Кэтрин была привычка перечитывать письма в хронологическом порядке, а потому она сказала:
– То, что сверху.
Монкриф вынул письмо из связки и подал его Кэтрин.
– Будешь спать, прижав его к груди?
– Какое это имеет значение?
– Очень большое.
Наступило тягостное молчание. Кэтрин вздохнула и отложила письмо в сторону, довольная, что теперь в любой момент сможет его прочесть.
– Спасибо тебе за твою доброту, – улыбнулась она мужу.
Монкриф молча кивнул и вышел из комнаты.
Монкриф вышел из герцогской спальни, чтобы не броситься на жену. Желание становилось нестерпимым.
Спускаясь с лестницы, Монкриф услышал голос Уоллеса, затем еще чьи-то голоса. Говорили явно на повышенных тонах. Не такого поведения ждал Монкриф от балидонских слуг, особенно у парадного входа.
Внизу Монкриф столкнулся лицом к лицу с викарием. Да, неожиданный гость и, честно говоря, не очень желанный.
Заставив себя улыбнуться, Монкриф протянул ему руку. Викарий ответил ему подобострастной улыбкой и склонился в поклоне, да таком долгом, что Монкриф не мог дождаться, пока он разогнется.
– Ваша светлость, – заспешил викарий, – прошу простить, что я допустил это неожиданное вторжение, не предупредив ни вас, ни вашу прислугу. – И он бросил ядовитый взгляд на Уоллеса. – Но мой визит обусловлен жгучей тревогой, ваша светлость.
– Мы – ее семья, сэр, – заявила выступившая вперед женщина. – Ее единственные родственники в этом суровом мире.
За спиной незнакомой женщины стоял высокий мужчина с серебристо-светлыми волосами. Его внешность тотчас подсказала Монкрифу, кто эти люди. Через тридцать лет Гарри выглядел бы точно так же.
– Мистер и миссис Дуннан, полагаю? – спросил Монкриф, прерывая нечленораздельные представления викария.
