— Вам это лучше знать, это уж точно. Как звали ту женщину? Анжелина? Эрнестина? Можно ли было опознать ее лицо, после того как вы поработали над ней?
Глаза Роса запылали, в них отчетливо проступило зловещее предупреждение.
— Это случилось десять лет назад, и она была шлюха.
— Это случилось семь лет назад, и она была дочерью видного чиновника. Вы забыли, Рос, что мне известны все ваши грязные тайны. Я даже знаю, где погребены тела тех, кто не смог удовлетворить ваши требования.
Рос вспыхнул и стал таким же красным, как рубины, и Винсент собирался уже насладиться собственным остроумием, когда тихий хруст гравия за окном кареты заставил их затаиться. Рос схватился за рукоятку меча, он среагировал первым. Полковник вскочил и оказался за дверью раньше, чем Винсент смог заставить себя подняться с места. К тому времени, когда он это сделал, полковник приставил кончик лезвия к горлу мужчины, пойманного возле кареты.
— Какого дьявола он здесь и почему крадется, как злая собака?
— Я собирался спросить примерно о том же самом, — процедил Рос сквозь зубы, поднимая лезвие повыше и тем самым заставляя мужчину подняться на цыпочки.
— Ничего я тут не делал, сэр. Я только шел туда, куда мне велели, в дом, где все.
— Я тебя знаю? Кто ты? — требовательно спросил Рос, и его глаза превратились в злобно блестящие щелки.
— М-меня з-зовут Дадли, сэр. Роберт Дадли. Господин Тайрон, сэр, велел мне принести карты. Прямо сюда, сэр, понимаете? — Он возился, чтобы показать то, что лежало в битком набитом кожаном мешочке на бедре. — Я привязал лошадь на постоялом дворе и сразу поковылял сюда.
— Так что же, ты стоял здесь и подслушивал наш разговор?
Челюсть Дадли отвалилась.
— Ничего я не слышал! У меня вообще одно ухо не в порядке — я упал с лошади, она лягнула меня в голову.
Рос оскалился, а Винсент тяжело вздохнул:
— Ради Бога, дайте этому псу идти своей дорогой. На вас дурно влияет эта поимка Старлайта. Вы становитесь раздражительным и подозрительным, за каждым кустом вам мерещатся шпионы.
Рука Роса слегка разжалась, его воинственность несколько поутихла, и клинок вернулся в ножны.
— Ладно, отправляйся, — сказал он Дадли.
— Да, сэр. Спасибо, сэр. — Дадли пошел, хромая, неровным шагом.
— Да, на вид он опасный злодей, этот тип. В другой обстановке, я нисколько не сомневаюсь, он пристукнул бы нас этим рулоном из карт и выбил бы нам зубы. — Рос посмотрел на бутылку в руке Винсента. — Вы на самом деле полагаете, что поступили мудро, напившись в столь ранний час? У нас полно дел.
— У вас полно дел, — глумливо парировал Винсент. — Моя часть работы начинается с брачной ночи.
Тайрон подался вперед и закрыл глаза. Его тело слабо покачивалось, его руки ласкали Рене. У нее снова перехватило дыхание, и внезапно набежавшие слезы обожгли глаза.
Комната, в которую они ускользнули, оказалась музыкальным салоном. Она была заброшенной, как и остальная часть старого дома, и пахло здесь плесенью. Тайрон уселся за фортепьяно, его профиль казался несколько мрачным в ярком свете окна. Рене села на стул рядом с ним, выпрямившись, наклонив голову и стиснув руки на коленях: она была поглощена звуками меланхолической сонаты. Ее отец всегда говорил, что Селия играет так, что может заставить ангелов заплакать, и каково же было разочарование Рене, когда открылось, что она не обладает музыкальным даром! Девушка всегда смущалась, когда ей приходилось играть на фортепьяно. Но она любила слушать. Закрыв глаза, Рене представила, как играет Селия д'Антон, чтобы заглушить крики раненых на улицах Парижа.
И теперь Тайрон сидит за инструментом, словно ускользнув от нее в иной мир, где будет сыгран следующий акт пьесы, поставленной на потребу невидимой аудитории.
Что это для него? Действие? Спектакль? Шанс? Этот мужчина состоял из одних противоречий, которые ей невозможно ни понять, ни оценить правильно. Как в нем уживаются два человека, столь разных, и как он сумел не потерять себя окончательно?
И кого из них, двойников, видит она перед собой? Воры не учились игре на фортепьяно или умению говорить грамотно, но государственные служащие, регулярно получающие жалованье, не способны карабкаться по водосточной трубе, увитой виноградной лозой, в мертвой тишине ночи.
Словно отвечая ее мыслям, его длинный палец ударил не по той клавише, и музыка замерла. Пораженный полковник Рос приоткрыл дверь, потом толкнул ее каблуком сапога.
— Убейте меня, если я не спасен, — заявил Харт, раздраженно вздыхая. — Клянусь вам, сегодня все идет наперекосяк, и правая рука, очевидно, пребывает в блаженном неведении о том, что творит левая. А начало так запутано, что бедного композитора следовало бы предать смерти, если бы он уже не был мертв. Я приношу самые глубокие извинения, мамзель, за неблагозвучие.
— Я думаю, было очень красиво исполнено, месье, — искренне произнесла Рене.
Тайрон фыркнул и повернулся к Росу.
— И вы, сэр! Вы не могли топать погромче?
— Еще момент, — тихо сказал Рос, — и я бы вдохновился на танец.
— Ясно. — Харт опустил руки. — Смею сказать, вы пошли бы на это, если бы знали место, где ваши ноги оказались бы в благородной компании.
— Одно или два местечка я уже вспомнил, пока мы разговариваем с вами, — пробормотал Рос.
— Убейте меня. Вы острите, а еще даже не полдень. Но секунду! Вы, как я вижу, нашли Дадли.
Рене не заметила вторую фигуру, стоящую в дверном проеме, мужчину среднего роста, стройного, который мгновенно сорвал шляпу с головы, пытаясь при этом усмирить копну песочных волос.
— Ты принес карты, я полагаю? — спросил Харт, лениво растягивая слова.
— Да, сэр. Они тут. — Дадли уставился в пол и не поднимал глаз, пока благополучно не прохромал мимо Роса. Внимательно и быстро изучив лицо Харта, он осторожно огляделся; его взгляд сначала прошел мимо Рене, прежде чем наконец он набрался смелости и посмотрел на нее.
— Должен ли я предложить полковнику вытряхнуть из тебя карты?
Дадли замигал, и его взгляд вернулся к Тайрону.
— А?
— Карты, мой хороший. — Он указал на мешок. — Ты намерен вот так стоять и прижимать их к груди?
— О, сэр… Прошу прощения. Вот они.
Тайрон стал вытаскивать из мешка листы пергамента и раскладывать их на фортепьяно. Их было десятка два — аккуратно связанных лентой и скрепленных маленьким куском воска. Он нетерпеливо махнул рукой.
— Хорошо. Я просто не вижу смысла заниматься географией на крышке фортепьяно. И, о Боже! — Харт затряс головой, когда часы начали отбивать время. — Вы говорили, это недолго. В полдень меня ждет портной, он может разозлиться. Он продал мне новый рулон шелка, еще тепленького, прямо с ткацкого станка, как он уверяет. Семнадцать гиней за лог, но я купил все до ниточки, несмотря на его экстравагантность. Если не купить все, то какой-нибудь пузан, вроде лорда Грейвенхерста, будет щеголять в таком же облачении. Вы можете себе это вообразить?
