Зубы Роса сверкнули, он натянуто улыбнулся:
— Это было бы истинной пародией на моду, я уверен. Мисс д'Антон, — с поклоном обратился он к Рене. — Если это не слишком для вас неудобно, мы могли бы воспользоваться библиотекой лорда Пакстона — на час, не более?
— Конечно. — Она привстала, но Рос поднял руку.
— Не беспокойтесь, моя дорогая. Я знаю туда дорогу. Я также взял на себя смелость сообщить госпоже Пиджин, что мы уединимся там, и попросил ее принести нам свежий чай.
Рене все продолжала смотреть туда, где они только что стояли, а Дадли издали наблюдал за ней долгим тяжелым взглядом.
Он ожидал, что она будет красивой — Тайрон бы не остался на ночь ради какой-то простушки.
Ее волосы с золотистым отливом, а не белокурые, как ему показалось сначала, обрамляли бледный овал лица, а сказать, что у нее синие глаза, было бы слишком мало — они были цвета неба. Все же одной красоты недостаточно, думал Дадли, чтобы тронуть сердце такого искушенного человека, как Тайрон. Но ее взгляд способен остановить мужчину: пристальный, нежный, это был взгляд раненой самки, пойманной на мушку охотника.
Дадли не знал, что он найдет в Гарвуд-Хаусе, и поэтому из предосторожности отправился через лес, надеясь избежать западни, если она подготовлена. Он, конечно, не ожидал увидеть Тайрона сидящим за фортепьяно в доме лорда Пакстона. Это его тайная страсть, его единственная связь с прошлым; он оставил это прошлое вместе с именем, под которым жил до двадцати одного года. То, что он играл Моцарта здесь, для нее, потрясло Дадли почти так же, как открытие, сделанное чуть раньше, — коньяк утром. Харт объявил, что они украдут рубины в любом случае, несмотря даже на то, что Рос устроит засаду на дороге.
Но для него, Роберта Дадли, уже прошло время вендетт. Не тот возраст. Дело Роса и Тайрона перешло в конфликт личного свойства, и если Харту нравилось дразнить и оскорблять Бертрана Роса, своего противника, то пожалуйста, но у Дадли есть некоторые обязательства в жизни. У него жена — вернее, Мэгги Смоллвуд скоро ею станет, как только их обвенчает священник, а через несколько месяцев у него появится ребенок. Им не нужны деньги, которые они выручат за рубины, у них и так средств к существованию более чем достаточно, и до конца своих дней они преспокойно могут жить в роскоши.
Тайрон Харт был сейчас для него просто загадкой в этом шутовском парике, с напудренными бровями. Дадли вспомнил, как впервые увидел его: парень лежал на сене и заживо разлагался в тюрьме Абердина. Да, он мог быть хладнокровным убийцей — и танцевать гавот, по всем правилам выворачивая лодыжки. Он мог выпить баррель рома — и не опьянеть, или мог съесть бессчетное количество кексов. Он приспосабливался всюду, словно хамелеон, но не принадлежал никому и, кажется, был совершенно доволен тем, что прожил день, высокомерно отклоняя неизбежность того, что ему некуда в общем-то идти, кроме как на виселицу или в могилу.
У Дадли почти остановилось сердце, когда предприимчивый Тайрон Харт, напялив атласные бриджи и плащ от модного портного, появился в дверях арендованных ими апартаментов и объявил, что купил должность дорожного инспектора в графстве Уорик. За смехотворную сумму в сотню фунтов в год ему дали возможность властвовать на каждой дороге, каждом холме, в любом лесу; теперь он мог собирать пошлины на всех дорогах, пересекавших его территорию, а поскольку он выглядел дворянином, его приглашали в общество, где веселилась аристократия края.
Дадли почувствовал, как колючий холодок пробежал вниз по спине, и понял, что Рене смотрит на него.
— Вы… очень давно работаете на месье Харта?
— Семь лет, мисс. — Он поднял руку и убрал прядь волос со лба.
Он увидел, как расширились ее глаза, они стали глубокого синего цвета. Она смотрела на мизинец, который он по привычке грыз. Его лицо было скрыто маской в их первую встречу на залитой лунным светом дороге, но он привлек ее внимание тогда этим жестом, и она узнала его теперь.
— Я понимаю. И он всегда такой… безрассудный?
— Безрассудный, мисс? — С удивительной легкостью Дадли прошагал к двери. На пороге он остановился и оглянулся. — До сегодняшнего дня в нем не было и капли безрассудства.
Рене отметила стихающий стук колес. Карета останавливалась. Конечно, Финн предпочел бы пустить лошадей в полный галоп, пока они не окажутся в доках Манчестера, но Антуан оставался в Гарвуд-Хаусе, и после того как Рос и Эдгар Винсент побывали в Фэрли-Холле, у Рене не было другого выбора, кроме как поехать на встречу с Капитаном Старлайтом.
Тайрон Харт был сегодня на суаре, и на приеме его видели многие. Потрясая окружающих серебряным атласом и кружевами, он развлекал общество проделками, а после ужина затеял с дамами игры в шарады. Мужчины с облегчением отдали под его начало своих жен, а сами уселись за карты или играли в кости.
Дураки, подумала Рене. Они видели в нем безопасного шута, клоуна, но все же она уловила весьма большой интерес в некоторых женских глазах, который явно свидетельствовал о том, что они лучше знали о его «безобидности».
Винсент не отпускал ее ни на шаг. Он вел себя так, как будто она его жена, его собственность. Когда часы пробили одиннадцать, а потом и следующую половину часа, Рене обрадовалась, что ей пора, — надо только извиниться и уйти. Она оставила Винсента доигрывать; Рос тем временем затеял политические споры с хозяином. В последний раз Рене посмотрела на Тайрона Харта, когда ожидала Финна с каретой: Харт небрежно прогуливался на террасе с очаровательной кокеткой леди Викторией Росуэлл.
Никто не усмотрел ничего странного в том, что Рене уехала с приема одна и довольно рано. Кроме нескольких учтивых приглашений присоединиться к ним для беседы, она ничего не услышала от этих леди, которые предпочитали держаться с ней так, словно она говорит только по-французски и ни слова не понимает по-английски. Если бы не то обстоятельство, что Эдгар Винсент снабжал их мужей контрабандным вином и коньяком, с ней скорее всего вообще обращались бы не более уважительно, чем с обыкновенной шлюхой. Да и вряд ли бы ее положение изменилось и после брака с Винсентом.
Рене поплотнее закутала плечи и подтянула колени повыше. Окна кареты защищали ее от прохладного ночного ветерка, но она чувствовала, что сильно озябла.
Нет ничего глупее ехать в ночь на встречу с человеком, которого там заведомо не будет. Кроме того, Тайрон не рискнул бы привлекать к себе внимание, удалившись с приема следом за ней. Его нос, вероятно, уже уютно устроился в гнездышке между грудями Виктории Росуэлл, и она была бы весьма обижена на своего кавалера, если бы он покинул ее.
