сгинул!
– Сгинул? – Незнакомец приподнял брови еще чуть выше.
– Ну да. К осенним пирам пришла весть, что корабли те викинги разграбили, всех людей в плен взяли, и хоть Ульвар, говорили, на свободе остался, товара он всего лишился. Куда сам делся – тролли знают, а только он с тех пор сюда носа не казал. А за тот товар он Фридлейву хёвдингу был должен восемьдесят эйриров серебра, и чтобы расплатиться, жена его хутор и продала. Уж три зимы как хозяин здесь – Фридлейв хёвдинг, только сам он тут не живет, а живет мой муж, Оттар Сыворотка, он его внаем взял.
Незнакомец немного подумал, уясняя себе перемену обстоятельств.
– Хутор был продан со всем имуществом?
– С землей – только здесь одни выпасы хороши, на полях сплошь камни, им ведь некогда было камни выбирать, ни Ульвару, ни родителю его, тоже все по торгам ездил! С утварью, со скотом, с рабами – со всем хозяйством. Ей, Снефрид, хозяйство это не нужно, она у отца своего теперь живет, им бы вдвоем с тамошним хозяйством управиться.
– Снефрид? Кто это?
– Да жена его, Ульвара.
– Но свое имущество она забрала? Или долг был так велик, что все дорогие вещи тоже…
– Имущество свое забрала. Хёвдингу долг у нее был меньше, чем хутор стоил, платье продавать нужды не было. У нее, поди, еще сотни полторы на руках осталось… – Тут Гро прикусила язык, поняв, что говорит лишнее.
– А где я теперь могу найти ее, не подскажешь ли?
Гро задумалась. Незнакомец внушал ей подозрение – уже тем, что был незнакомцем.
– На что тебе видеть Снефрид?
– У меня осталось кое-какое дело с ее мужем… Может, удастся разрешить его с нею, если она женщина такая же разумная, как ты.
– Ха! – Гро уперла руки в бока. – Если он должен тебе денег, то забудь об этом! Многие могут сказать, что у них с ним такие дела, да только получат они хвост от селедки!
– И все же я хотел бы ее повидать. – Незнакомец вынул из сумочки на поясе половинку серебряного шеляга и показал ей. – Я готов наградить того, кто укажет мне дорогу.
Это победило колебания Гро.
– Вон туда ступай! – Она показала на запад. – Пройдешь через те луга, там будет ельник, за ельником Асбрандов камень, а там уже их выпасы начинаются. Вон на ту гору держи, тут полроздыха всего-то идти. До вечера запросто успеешь.
– Благодарю тебя, добрая женщина! – Незнакомец бросил ей плоский кусочек серебра, кивнул и хотел идти прочь.
– А ты кто такой? – спохватилась Гро. – Как тебя зовут?
Незнакомец обернулся.
– Зовут меня, скажем, Триди [22]. Я один из трех уцелевших братьев, и это все, что тебе нужно знать.
С этими словами он пошел прочь, а Гро еще какое-то время стояла, глядя ему вслед, как очарованная. Он не сказал ей ни одного дурного слова, никому не угрожал, но ей было так тревожно, будто она только что говорила с драконом.
* * *
К равноденствию, когда сошел снег, потеплело и пригорки зазеленели, Асбранд Эриль достаточно отправился от хвори, чтобы отправиться в Уппсалу, тем более что туда был всего день пути. Снефрид тревожилась и не хотела его отпускать: ей было бы спокойнее, если бы отец остался дома. О его тяжелой болезни многие знают, Фридлейв объяснит конунгу, почему знаменитого эриля нет, и тот не разгневается. Но сам Асбранд настроился ехать. В их нынешнем непростом положении очень полезно повидаться с людьми, убеждал он дочь, послушать, что говорят, показаться Бьёрну конунгу и его сыну Олаву. Во время тинга в Уппсале бывает большой торг, и есть надежда найти там людей, что-то знающих об Ульваре и судьбе его товара. С этой же целью туда отправились Фроди с Кальвом, и нельзя же допустить, чтобы какие-то важные сведения эти двое узнали раньше.
Барди уехал с хозяином, в Оленьих Полянах остались Снефрид, Мьёлль и Коль. Стояла теплая погода, шерсть на овцах набрала достаточно жира, и пора было начинать стрижку, пока не зацвел репейник. Барди взялся за ножницы, по очереди укладывая на большой камень у ворот баранов и овец, Снефрид и Мьёлль разбирали руно, отделяя грязную шерсть, мыли, отжимали и раскладывали на траве сушить.
– Привет и здоровья тебе, хозяйка! – вдруг услышала Снефрид.
Голос, произнесший эти простые слова, был ей совершенно незнаком. Стоя на коленях возле корзины с шерстью, она подняла голову.
Перед ней стоял мужчина, среднего роста, жилистый, лет от тридцати до сорока – точнее по его загорелому, обветренному лицу не получалось определить. Продолговатое лицо, немного вдавленное у висков, с жесткой нижней челюстью, имело вид прямоугольника, и это придавало внушительности заурядным, маловыразительным чертам. Небольшая рыжевато-русая бородка, глубоко посаженные, чуть прищуренные глаза, кажется, светло-карие. Простая некрашеная одежда, на шее, однако, серебряный «молот Тора» на рыжем кожаном ремешке. За спиной небольшой мешок, за поясом секира с деревянным чехлом на лезвии. Сразу видно человека бывалого. Но для Снефрид он, словно вышедший из косых закатных лучей над лугом, показался каким-то очень странным – как тролль, вдруг выскочивший из-под земли.
Торопливо она поднялась на ноги, отряхивая передник и заправляя под чепчик выбившиеся пряди светлых волос. Незнакомец осматривал ее так же пристально, будто искал в ее внешности ответ на некий вопрос, но Снефрид, не раз подобное видевшая, замечала в его глазах скрытое восхищение. Для возни с шерстью она надела простое серое платье и бурый хенгерок без застежек, но в этом наряде красота ее белого, румяного лица, ее серебристо-серых глаз сияла, будто луна в темном небе.
– Привет и тебе! – ответила она, удивленная тем, что в Оленьих Полянах откуда-то взялся незнакомец.
– Ты – Снефрид?
– Да. А кто ты?
– Зови меня Триди.
– Куда ты направляешься, Триди?
– Да вот, ищу, не даст ли мне кто работы на время стрижки овец, пахоты и сева. Слышал, что вы с отцом живете вдвоем – может, вам пригодятся еще рабочие руки? Или может, вам нужен пастух?
– Ты нанимаешься в работники? Откуда же ты взялся? Ты ведь не из наших краев.
– Мне будет своим любой край, где меня хорошо примут, а уж я обещаю работать как следует. Я во всяком деле опытен, да и по свету побродить пришлось мне немало.
– Почему ты пришел к нам?
– Меня послали сюда с хутора Южный Склон. Там сказали, вам нужны работники.
– Может, нам бы и пригодился работник, – с сомнением сказала Снефрид, несколько удивленная: она никогда не говорила Оттару, будто им нужны
