Лорен рассказала Кейсам, что видела капитана Кэбота, что один моряк из его команды умер и поэтому днем раньше им пришлось отменить пикник.
Корина с сочувствием посмотрела на Лорен.
— Эта война… Я буду очень рада, когда она закончится.
— Аминь! — тихо сказал Джереми.
Лорен и сама очень хотела бы того же, но сейчас была не в силах говорить об этом. Она их всех подводит. Неожиданно она отодвинула стул и, пробормотав неровным голосом извинения, бросилась к двери. Скорее в сад, на воз-дух.
Лорен добралась до хлопкового дерева, где она целовала Адриана, и остановилась, услышав позади себя голос Джереми, тихонько окликнувшего ее. Она обернулась и встретилась с ним взглядом.
— Я не могу, Джереми. Я не могу справиться со своей ролью.
Он коснулся рукой ее руки.
— Вы должны, Лорен. Мы не можем допустить, чтобы пушка дошла по назначению. Это будет стоить жизни сотням северян.
— Нет. Я не могу. Видели бы вы его сегодня вечером! Он очень страдал.
— Мы все страдаем, Лорен. Но я думаю, что ваш капитан страдает меньше других.
Лорен вся сжалась.
— Джереми, — начала она объяснять. — Я думала… мистер Филлипс сказал… Но он не такой. Он спас мне жизнь, он заботится о людях.
Джереми колебался. Он ненавидел себя за то, что собирался сделать.
— А как же ваш брат?
Лорен посмотрела на него, чувствуя себя очень несчастной, потом отвела взгляд. На нее снова навалился груз вины, вины за то, что она предает Ларри… и предаст Адриана. Ей так или иначе придется предать одного из них. Но Адриан был жив, а Ларри нет.
— Я хотел вам сказать кое-что еще, — тихо сказал Джереми.
В голосе его чувствовалось напряжение, какой-то надлом, заставивший Лорен сжаться.
— Что вы имеете в виду?
— Я не хотел вам этого говорить, Лорен, но он явно не тот человек, за которого вы его принимаете.
Ее золотисто-зеленые глаза вопросительно взглянули в его грустные голубые.
— Я услышал об этом вчера. Джереми колебался.
— Я не хотел говорить вам, но ваш капитан Кэбот и Клей Хардинг… они заключили пари… кто из них сможет…
Лорен похолодела, как лед, у нее было такое ощущение, словно она покинула свое тело и смотрит на себя со стороны, словно на статую.
— Кто сможет… что?
Джереми твердо посмотрел на нее.
— Переспать с вами. Призом является обед для обеих команд. Проигравший платит.
— Для обеих команд? — эхом повторила она бесцветным голосом.
Пари. Состязание. Все знают.
— Нет, — прошептала она, припоминая последние несколько дней, внимание Клея.
Беспокойство Адриана, когда он увидел ее с Клеем. Все совпадало. Все совпадало, даже то, что никто прежде за нею так не ухаживал.
Все произошло не от того, что она вдруг превратилась в лебедя. Нет. Просто она была ставкой в игре. Это было просто пари между двумя высокомерными мужчинами, они просто играли, точно так же, как другие для развлечения бросают в окно монеты. Так же беззаботно, бездумно и жестоко.
Господи Боже, какой же дурой она была!
Лорен закрыла глаза, вспоминая темно-синие глаза Адриана, полные горя, которые она видела несколько часов назад. Это просто уловка. Только для того, чтобы вызвать сочувствие. Разве это так сложно? Разве Филлипс не предупреждал ее?
Несмотря на то, что было тепло, она почувствовала, что дрожит. Но холод был в ее мыслях, в ее сердце. Наступило оцепенение, благодаря которому она не чувствовала прежней боли, но она знала, что вскоре эта боль даст о себе знать во всей полноте.
И она еще беспокоилась о том, чтобы не предать его!
И все же какая-то часть ее души не хотела этому верить. Джереми хочет чего-то от нее добиться, ему что-то нужно. Может быть, он даже лжет. И ему тоже что-то нужно от нее.
Но потом взгляды их встретились, и она увидела по его глазам, что он винит себя за то, что рассказал ей, увидела его сострадание. И поняла, что он сказал правду.
Она упала на садовую скамью и не поднимала глаз от земли. Итак, она ничего не значит для Адриана Кэбота. Следовательно нечего беспокоиться о том, что она предаст его. Можно ни о чем не беспокоиться. А ведь она чуть не предала себя и все, во что верила, из-за какого-то миража.
Она почувствовала, что оцепенение проходит, оставляя боль, разбитые иллюзии и горе. Она посмотрела на Джереми.
— Чего вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы вы попали на борт «Призрака». И повредили его машины.
И невыразительным голосом Джереми произнес те слова, которые ему так не хотелось произносить.
Лорен закрыла глаза. Она вспомнила встречи с мистером Филлипсом и с корабельными инженерами. Ей было велено добиться того, чтобы Адриан взял ее в рейс, но в то время они беспокоились главным образом о том, чтобы узнать, где, в каких лабиринтах побережья он прячется. Однако ее научили тому, как пригоршней песка вывести из строя машины парохода. Она никогда не думала, что ей и в самом деле придется это делать.
Пушка. Адриан. Ларри. Все эти образы словно в пляске смерти пронеслись в ее мозгу.
— Адриан…
Она с трудом произнесла это имя. Ей нравилось его звучание. Теперь она вспомнила уроки латыни. Адриан значит «темный».
А она считала его похожим на солнечный свет, но имя ему дали правильно.
— Как я это сделаю? Он сказал, что не берет пассажиров.
Джереми отвернулся от нее. Всемилостивый Боже, как противно ему было все это!
— Что, если вы пригрозите, что поедете с капитаном Хардингом?..
— Он узнает, — прошептала Лорен. — Капитан Кэбот узнает, что что-то изменилось во мне.
Ей было невыносимо трудно сказать «Адриан».
— Лорен, я хотел бы иметь возможность вам помочь. Я хотел бы, чтобы вы просто уехали домой. Но сейчас вы нам нужны.
Лорен повернулась к Джереми. Ей казалось, что все используют ее в своих целях, даже когда она просит о помощи. В Вашингтоне ее миссия представлялась ей благородной. Здесь же она казалась ей… грязной.
— Почему вас это так беспокоит?
Джереми колебался. Но он был просто обязан рассказать ей об этом, ведь он понимал, как много он просит.
— Я родом из Виргинии, Лорен. Мой отец был надсмотрщиком на плантации. Я вырос вместе с детьми рабов. Один мальчик был моим лучшим другом. До того как его отправили работать в поле, мы ходили вместе рыбачить и охотиться, хотя ему не разрешалось брать в руки ружье. Когда ему было десять лет, его отправили работать в поле, в то время как мне разрешили посещать занятия вместе с детьми плантатора. Поздно ночью, втайне от всех, я учил его тому, чему научился сам. Это было противозаконно, ибо закон запрещал давать образование рабам. Мой отец избил бы меня, если бы узнал.
