— Я не против того, чтобы пострелять, — поддержал его герцог.
Йен перестал жевать, шумно проглотил кусок и твердо произнес:
— Мне кажется, будет дождь.
В этот момент облака рассеялись, и в окна полился яркий солнечный свет.
— Мой мушкет всегда начищен, — продолжал герцог почти с нежностью.
— Вы всегда были замечательным стрелком, — небрежно заметил Джейкоб.
— И остался таковым, — радостно согласился герцог.
Он поймал взгляд Женевьевы, ее глаза озорно блестели. Она тут же опустила голову.
В этот момент гости заметили в дверях кухарку Гарриет. Она была бледна и мяла свой передник.
— В чем дело, Гарриет? — строго спросил Джейкоб Эверси.
— Кое-что принесли, сэр.
Гарриет продолжала теребить пальцами передник.
— Судя по выражению твоего лица, это должно быть требование выкупа, — сухо заметил Джейкоб.
— Нет, сэр. Это… — Гарриет отказалась от попыток объяснить. — Думаю, вы сами должны увидеть, — сурово закончила она и замерев у двери кухни.
Эверси и гости услышали приглушенный разговор, шарканье ног и странный шум.
В дверях, шатаясь, появились двое слуг.
Они несли букет ослепительно блестящих цветов. Масса ярко-малиновых бутонов роз, огромных, словно сердце, в окружении пышной зелени, похожей на папоротник, и крошечных ажурных белых цветочков. Букет потрясал воображение и казался почти неприлично чувственным.
Высотой он был не ниже трехлетнего ребенка.
Гости с беспокойством смотрели на букет, словно он мог усесться за стол и приняться за копченую рыбу.
Даже Оливия была в замешательстве.
— Кто мог… После каждого бала одно и то же. Возможно, для него найдется место в… — решительно начала она.
— Они для мисс Женевьевы.
Гарриет была обеспокоена этим не меньше, чем присутствием букета в доме.
Женевьева никогда не забудет пораженное молчание, последовавшее за этими словами. Головы всех сидящих за столом повернулись к ней. Ей стало смешно: ее будто окружили буквы «о» — раскрытые рты, широко распахнутые глаза.
В этих глазах горело такое жадное любопытство, что она опасалась, как бы они не прожгли дыры в ее платье.
— Только невероятно богатый мужчина может позволить себе прислать такой букет, — наконец насмешливо заметила ее мать.
Воцарившееся после этих слов молчание в комнате уплотнилось. Казалось, все с трудом пытаются не смотреть на герцога.
— Мама! — Женевьева закатила глаза. Ее голос решительно нарушил тишину и лишь чуть заметно дрогнул, а сердце где-то колотилось в груди. — Возможно, этот мужчина просто владеет оранжереей или имеет туда доступ, а таковы большинство наших знакомых. Я понятия не имею, кто их прислал. Не могли бы вы поднести их поближе?
Слуги с трудом поставили букет рядом с Женевьевой.
Дрожащими пальцами она косилась розы. Ее лепестки были до безумия, до неприличия нежными.
— Тут была записка, мисс Женфьева.
Гарриет протянула ей сложенный лист бумаги, спечатанный воском. Личной печати не оказалось, Женевьева развернула его.
«Моя уважаемая Венера.
Эти цветы напомнили мне о вас. В моих мечтах ваши губы всегда такие же нежные.
Ваш преданный слуга Марс».
У Женевьевы перехватило дух.
Она почти ничего не видела вокруг. Все ее тело горело от постыдного удовольствия, ужаса и счастья.
Как всегда, герцог зашел слишком далеко, но все же сделал именно то, чего она желала.
Наконец она подняла глаза, но не смогла встретиться с ним взглядом.
Он сказал, что она плохая актриса. Ей придется доказать обратное, несмотря на то что ее щеки стали пылать. Эти цветы были предназначены ей и должны были преподнести урок Гарри. Ей не хотелось, чтобы усилия герцога пропали даром.
— Они прекрасны, — почти небрежный тоном заметила Женевьева.
Как будто она получала такие букеты каждый день.
— Может быть, мы поставим их в…
Миссис Эверси смотрела прямо перед собой, прикусив губу. Она не могла представить себе розы в комнатах внизу.
Герцог без малейшего раскаяния пристально смотрел на Женевьеву.
Кто-то откашлялся. Глаза Миллисент были широко распахнуты, на лице недоумение, а выражение лица Гарри было трудно передать. Он только плотно сжал губы.
Оказалось, что отважился именно он.
— Послушай, Женевьева. — Его голос звучал непринужденно, но чуть выше обычного. — Ты знаешь, кто прислал цветы?
— Марс, — коротко ответила она. — Так сказано в записке.
Последовала очередная пауза, и все гости принялись переглядываться.
— Марс? Кто такой Марс? — внезапно спросил Йен, устремив мрачный взгляд на герцога.
— Насколько мне известно, бог войны, а также красная планета.
Никогда Женевьеве не было так весело.
Родители пристально смотрели на нее, ошеломленные, высоко подняв брови, готовые те ли рассердиться, то ли удивиться еще больше. Дети постоянно испытывали их терпение, но Женевьева впервые.
— Кто этот загадочный Марс? Я сейчас упаду в обморок! — Миллисент приложила руку ко лбу.
— Я тебя поймаю, Миллисент, — сухо отозвался Гарри.
Его слова прозвучали неубедительно.
Все ожидали ответа Женевьевы.
— Отнесите цветы в мою спальню, — попросила она слуг.
Никто не в противился, словно розы были короной, а Женевьева вдруг стала Королевой Утра, чьи приказы не обсуждаются.
Покряхтывая и щелкая коленными суставами, слуги подняли букет и стоически приготовились совершить долгий подъем по лестнице.
На второй площадке им пришлось остановиться передохнуть и выпить чего-нибудь холодного.
— Ты знаешь, кто их прислал? — шепотом спросил Гаррри у Миллисент.
— Нет, но, кажется, вчера она спрашивала меня, целовалась ли я когда-нибудь с мужчиной, — тоже шепотом ответила Миллисент.
С появлением букета гости перестали есть — слишком поразительное и невероятное это было событие. Серебряные приборы были отложены в сторону, салфетки свернуты, и Гарриет уже не подливала кофе в чашки. Ей страстно хотелось выпроводить всю семью из столовой, чтобы с другими слугами обсудить розы. Почувствовав это и сообразив, что никто не встанет из-за стола, пока он не покажет пример, герцог сложил салфетку и отодвинул стул.
— С удовольствием принимаю ваше предложение пострелять, — обратился он к Джейкобу. — По птицам или по мишеням.
Он посмотрел на Йена и чуть задержал взгляд.
Йен сердито и беспомощно смотрел на него, не зная, куда деть глаза, и наконец уставился на колени.
— Великолепно, Монкрифф! — Джейкоб встал. — Идем! Я велю принести ружья и оседлать лошадей, встречаемся перед домом через час. Конечно, все кроме дам.
