Элоиза Джеймс - Обретая любовь

Грейс округлила глаза.

– Мама, да рядом с Лили я все равно что невидимка! Ты же знаешь это!

– Тут я с тобой не согласна, – возразила леди Ашбрук.

Но Грейс понимала, что в оценке собственных детей материнское мнение не может быть объективным.

Герцогиня вновь обняла ее.

– Грейс, милая, ты действительно чудесная леди, и тот, кто не замечает этого, не достоин поцеловать даже край твоего платья.

Ну конечно… Матери всегда говорят что-то подобное.

Грейс удалось избежать встречи с Колином в течение его короткого трехдневного отпуска, а уже в среду, когда отец поинтересовался, не нужно ли переслать в Адмиралтейство ее очередное письмо, она совершенно спокойно ответила, что больше не будет писать.

Ее отец то и дело напоминал, что он всего лишь старый заскорузлый пират со шрамом поперек горла и татуировкой под глазом. Но Грейс никогда не воспринимала его таким, и сейчас, как только тот раскинул руки, она тотчас бросилась в его объятия и уткнулась лицом ему в грудь.

– Да… Наверное, так будет лучше, мой зайчонок, – проговорил он, стиснув дочь так, что она едва могла дышать. – В конце концов, ты ведь не можешь писать ему всю жизнь.

– Это становится все более затруднительным, – отозвалась Грейс.

– Пусть кто-нибудь другой примет у тебя эстафету.

Ее глаза защипало от слез.

– Лили не любит писать письма. Она никогда этого не делала.

– К тому же он уже старик, ему стукнуло четверть века.

– Он вовсе не старик, – возразила Грейс, шмыгнув носом.

– Но и не беспомощный мальчишка, которому нужна моральная поддержка. Так что больше никаких писем, леди Грейс, это мое отцовское повеление.

Она кивнула, позволив нескольким слезинкам замочить шелковый герцогский галстук, прежде чем покинула его объятия.

– Пару дней назад я видел, как ты общалась с Макиндером, – проговорил отец, деликатно не замечая мокрых глаз дочери и вытянутого из кармашка платка.

– У него интересное лицо… – Грейс постаралась улыбнуться. – И вообще он мне нравится.

– Дело не в лицах. На мой взгляд, он отличный парень. Я бы без раздумий принял его в свой экипаж.

У отца это являлось наивысшей оценкой человеческих качеств.

– Но ведь Колин… Мы…

Отец снова привлек дочь к себе.

– Прежде чем уехать, он попросил руки твоей сестры.

Было ли сказано что-то еще, Грейс не слышала из-за возникшего в ушах звона. Затем ее сердце забилось опять, начав выстукивать некое подобие похоронного марша.

Этого и следовало ожидать. Она должна была предугадать, когда увидела, как встретились их взгляды. Лицо Колина осветилось таким восторгом…

– И что вы ему ответили?

– То же самое, что и всем другим. Ни одна из наших дочерей не выйдет замуж до достижения двадцатилетнего возраста, несмотря на все расположение к претендентам. По правде говоря, для Лили планку следует поднять еще выше. Хотелось бы, чтобы она стала чуть посерьезнее, прежде чем кого-нибудь выберет. В общем, мы с матерью категорически против ранних браков, ты это знаешь.

– Но в вашем случае такой брак оказался вполне благополучным, – вымолвила Грейс подрагивающим голосом.

– Однако не сразу все наладилось, – проговорил отец.

В этот момент в комнату вплыла Лили, которая выглядела абсолютно бодрой и свежей, как будто и не протанцевала накануне почти всю ночь.

– Весь мир кажется таким мрачным, – заявила она. – Колин уехал обратно на свой корабль.

Грейс сделала глубокий вдох.

– Увидишься с ним, когда у него опять будет отпуск.

– Но ведь все уже будет не так, – возразила Лили. – Колин танцует просто бесподобно. У меня было ощущение, будто я лечу, когда мы с ним вальсировали.

– На мой взгляд, вы изумительно смотрелись вместе.

Лили посмотрела на сестру сузившимися глазами.

– Я думала, ты уехала с бала еще до его появления. Тебя он должен был бы пригласить прежде, чем меня.

– Я не предоставила ему такого шанса, – поспешила заверить Грейс.

Пусть Лили не воображает, будто ее старшей сестрой могут пренебречь.

– Ему следовало разыскать тебя! – вознегодовала Лили. – Ведь ты почти полжизни пишешь ему! С его стороны это крайне неучтиво! Возможно, я напишу ему и выскажу свое порицание!

Герцог приобнял обеих дочерей.

– Я сам напишу Колину и уведомлю его, что ты, Грейс, впредь не будешь ему писать.

Она кивнула.

– Я буду писать ему вместо нее, – сказала Лили. – Ведь я обещала. К тому же, папа, он друг нашей семьи.

Грейс стало грустно при мысли о том, что она больше не возьмется за перо, чтобы написать Колину. И чем ей теперь заполнить свою жизнь? Иногда у нее возникало ощущение, будто она живет лишь для того, чтобы поднимать ему настроение разными забавными историями и соответствующими рисунками, давая возможность посмеяться и улыбнуться даже в пылу сражений.

И Грейс действительно не притронулась к перу. Она проплакала целую неделю, но не написала ни строчки. А к воскресенью взяла себя в руки. Не может же она в самом деле жить только ради того, чтобы писать письма человеку, редко утруждающему себя ответом.

Очевидно, Грейс просто вообразила романтическую историю, которой в реальности не существовало. Она часто пыталась представить, какие мысли возникают у Колина при прочтении ее посланий, но он, возможно, вообще ни о чем не задумывался. И, вероятно, даже не хранил ее писем.

Все это вызывало одновременно и печаль, и гнев. Вот если бы ей кто-то писал каждый месяц в течение многих лет, она непременно разыскала бы этого человека по возвращении в Англию. И без устали танцевала бы с ним всю ночь. И поблагодарила бы лично, не используя в качестве посредника сестру.

И Грейс не сделала бы предложения другому человеку. Никогда в жизни.

На следующее утро им доставили посылку – простой деревянный ящик с ее именем на крышке. Открыв его, Грейс первым делом увидела кусок шелковой ткани, поверх которого лежал листок бумаги. На нем тоже стояло ее имя и еще было приписано: «С благодарностью».

На несколько секунд она ощутила слабость, ей даже показалось, будто под ногами качнулся пол.

– Ого! – протянула Лили, заглядывая через плечо. – Я знала, что Колин все же не такой невежа, чтобы не поблагодарить тебя за все твои письма. Он, конечно, должен был бы пригласить тебя на танец, но вот это даже лучше. – И сестра сдернула лежащий сверху шелк, прежде чем Грейс успела ее остановить. Под тканью оказался аккуратный ряд небольших круглых пузырей. – Это еще что такое?

– Пожалуйста, ничего не трогай, – предупредила Грейс, но Лили все равно вытянула одну из емкостей. – Это поросячьи пузыри, наполненные краской.

– Поросячьи пузыри? Фу, какая гадость! – Сестра поспешила освободить руки. – Но они же все замотаны-перемотаны. Как ты будешь брать из них краску?