Даже сейчас воспоминание о том бале с прелестными леди, изысканной едой и пьянящим шампанским вызывало у него улыбку. Это была жизнь, по которой он тосковал и участником которой мог бы стать, женившись на Лили. Та всегда, даже в детстве, была очаровательным созданием, умевшим поднять настроение своей энергией и веселостью.
Письмо Лили было написано округлым, почти детским почерком:
«Здравствуйте, дорогой капитан Берри!
На прошлой неделе я побывала на трех балах и на каждом протанцевала за полночь. Однако на них было не так интересно, поскольку рядом со мной не было бравого, хотя и подвыпившего офицера. Отец говорит, что я не должна тебе писать, что это неприлично, но я все же написала. Мне нравится нарушать его указания. Это поддерживает его в тонусе, я ему так и говорю. На этой неделе ожидаются еще три бала (два обычных и один маскарадный), а также музыкальный завтрак. Лондон – настоящий водоворот веселья. Когда я думаю, как тебе, должно быть, скучно на своем корабле, мое сердце просто разрывается. Если тебе удастся заехать в Париж, то я уверена, ты будешь счастлив. Мне кажется, французский королевский двор подобен земному раю. Мне так хочется, чтобы отец нас туда свозил! Я очень надеюсь, что это письмо дойдет до тебя без каких-либо помех. На этом, наверное, и закончу, потому что я не привыкла много писать. Я предпочитаю танцевать».
Колин четыре раза перечитал полученное письмо. Было сразу видно, что его написала очаровательная юная леди. Кто бы сомневался, что она живет в вихре веселья. Иначе и быть не может.
Этой ночью он долго лежал без сна, уткнувшись взглядом в потолок. Маленький паучок, умудрившийся пробраться к ним на борт, старательно плел свою паутину в надежде поймать в нее мух, каковых Колин на вверенном ему корабле пока что не замечал. Паук аккуратно протянул тончайшую нить от потолка к переборке, у которой была установлена кровать, потом забегал туда-сюда, добавляя радиальные линии, затем принялся объединять их по спирали.
Понаблюдав за этим процессом, Колин еще раз прочитал письмо при тусклом свете единственной свечи. Веселая натура Лили чувствовалась в каждом слове. Она наверняка станет отличной женой для человека с танцующей душой. Но этим счастливчиком будет не он.
Сия мысль несла какое-то успокоение. И Колин дал ей возможность как следует осесть в сознании, продолжая следить за пауком. Легкомысленно-веселая натура Лили совершено ему не подходила, и если бы они поженились, то своим мрачноватым мировосприятием он просто сдернул бы ее с небес на землю, в неприглядную действительность.
Участие в боевых действиях, многочисленные смерти как соратников, так и врагов, свидетелем которых становился Колин, очень сильно его изменили. И пути назад нет, если потоки крови бегут через твои сновидения.
Колин отложил письмо в сторону. Лили, конечно, не виновата, что по стилю изложения она значительно уступает своей сестре. Каждый раз, когда приходило очередное послание от Грейс, он мог часами размышлять над почерпнутой из него информацией.
Паучок наконец угомонился и в ожидании свернулся в едва заметный комочек рядом со своим ажурным творением. Колин задул свечу и снова улегся. Но засыпать ему не хотелось – по причине риска вновь увидеть сны, которые мучили его чуть ли не каждую ночь.
Вот если бы письмо пришло от Грейс…
Нет, Лили не виновата, что она не так умна, как ее сестра. Не столь проницательна, не столь добра… Впрочем, насчет доброты он не прав. Лили тоже добрая, но… несколько поверхностная в отличие от Грейс.
Лили – это вальс, а Грейс – гимн…
Обдумывая такое сравнение, Колин повернулся на бок и незаметно для себя соскользнул в забытье.
В течение последующего месяца Колин все еще не догадывался, что больше не увидит писем от Грейс. В конце концов, иногда не одна неделя проходила между очередными доставками почты из Адмиралтейства.
Первую половину месяца он не слишком беспокоился, но когда пошла вторая, начал по ночам мерить шагами палубу. Западноафриканская эскадра четвертую неделю стояла на месте в ожидании приказов, и письмо от Грейс уже могло бы до него дойти. Даже, возможно, сразу два, как это иногда бывало.
Наверное, он сам во всем виноват… Колин два дня подряд приезжал в дом герцога, и каждый раз ему говорили, что Грейс испытывает недомогание. А вдруг с ней случилось что-то серьезное? Иначе она не стала бы его избегать… после таких теплых и проникновенных писем. Грейс была дорога ему не меньше, чем родная сестра, и она наверняка понимала это.
А вдруг она при смерти?.. И никто ему не сказал. Быть может, у нее скарлатина или прежняя проблема с легкими?..
Впрочем, нет…
Колин припомнил, как сверкали глаза Лили тогда на балу, как она смеялась во время их совместной поездки в парк. Она до того его обворожила, что он совсем потерял голову и ляпнул герцогу, что хочет на ней жениться. Нет, Лили не заливалась бы так смехом, если бы ее сестра была при смерти.
Вообще-то Колин даже испытал облегчение, когда герцог ответил ему отказом. Черт… Каким же дураком он был!
Нет, очаровательная, вечно смеющаяся Лили не может быть решением его проблем. Однако стоило ему узреть эту лондонскую прелестницу, как он тотчас позабыл о своем намерении подольше уклоняться от брачных уз.
Впрочем, Лили – это… Лили. Наверное, Колину было просто суждено в нее влюбиться, учитывая то, как она забавляла и дразнила его с самого детства. Он никогда не забудет предпринятую Лили попытку спасти его – когда, войдя к нему в комнату и увидев, что у него жар, она вылила ему на голову целый кувшин воды.
Став старше, он, конечно, понял, что таким образом нельзя спасти чью-то жизнь. Но история была все же впечатляющей.
А вот случай с лягушачьей икрой воспринимался совсем иначе…
В конце концов предназначенный Колину пакет прибыл на третий месяц после отплытия от берегов Британии. К тому моменту он перечитал все письма, полученные от Грейс, начиная с самых первых, где ее почерк был округлым и нетвердым. Он не спеша читал послания того периода, когда она изучала латынь и приводила ему примеры забавных фраз на этом языке, рассматривал ее акварели, раз от разу становившиеся все более сложными и умелыми. Он перечитывал истории об обоих их семействах, долго глядел на портрет своих родителей, целующихся под деревом, а также на изображение покрытого грязью Фреда после того, как тот свалился с лошади. Затем Колин опять убирал все это в непроницаемую для сырости коробку.
Вся его жизнь была отражена на этих страницах. Точнее, та жизнь, которую он упустил, подавшись в военно-морской флот.
Такой жизнью, наверное, и стоило бы жить.