Женевьева услышала, как лязгнул в петлях засов.
Джон и Тибальд сидели в кабинете и казались вполне довольными жизнью, что порадовало Тристана. Он знал, что им пришлось пережить. Тристан расположился за столом. Тибальд сообщил, что прежние стражники замка брошены в подземелье и выпускать их оттуда он пока не намерен. Крестьяне и ремесленники уже принялись за работу, слуги временами грубоваты и мрачны, но никто не протестует против новых порядков.
— Темкина я тоже велел бросить в подземелье, — сообщил Джон. — Но затем запер его в одной из башен. Он знает, сколько платят арендаторы и вообще сведущ в делах замка. Знаю, Темкин напал на тебя той ночью, но как с ним поступить — решай сам. Он с ужасом ждет твоего возвращения.
Тристан, что-то пробормотав, сделал глоток эля.
— Какие же у тебя планы? — с любопытством спросил Джон.
— Пока не знаю, — отозвался Тристан. — Сначала надо завоевать уважение этих людей. Может, стоит кого-нибудь высечь — так, чтобы человек остался жив, но остальные поняли, чем им грозит мятеж. — Он глубоко вздохнул. Поездка утомила его, а еще предстояла встреча с Женевьевой.
Тристан и сам не знал, чего хочет от нее и как быть с ней дальше. Но был уверен лишь в одном: она возбуждает в нем острое желание, неведомый ему прежде голод, грызущий плоть и терзающий душу. Тристан снова и снова убеждал себя в том, что Женевьева всего лишь женщина.
Горечь его усиливалась, когда он вспоминал о ее предательстве. Будь она мужчиной, Тристан вызвал бы ее на поединок и убил. Но поступить так с женщиной невозможно, тем более с той, которую так страстно желаешь.
«Она принадлежит мне, — думал Тристан, — и сегодня же ночью должна понять это. А что будет дальше — увидим». В тот роковой вечер Женевьева сама пригласила его к себе в спальню, она умоляла и настаивала. Сегодня он исполнит ее просьбу, нравится ей это или нет.
— Пожалуй, остальное отложим до утра, — наконец сказал Тристан. — Джон, здесь есть комната, где я могу выспаться?
— А я думал…
— Да, я навещу леди Женевьеву, — сухо перебил его Тристан, — но спать рядом с ней не стану! Иначе моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
Джон хмыкнул:
— Спальня хозяина замка находится дальше по коридору. Я велю приготовить ее.
Джон и Тибальд поднялись, но не успели они выйти, как за дверью послышались шаги. В кабинет вбежала леди Эдвина, упала перед Тристаном на колени и умоляюще подняла на него залитые слезами глаза.
— Не убивайте ее, милорд, умоляю вас! Она еще так молода, у нее не было выбора! Поверьте, Женевьева сама не радовалась такому решению, но ведь она сражалась с врагом! Я знаю… Джон рассказал мне про вашу жену. Лорд Тристан, будьте великодушны! Прошу вас, милорд!
— Эдвина! — Тристан приложил ладони к ее щекам и посмотрел в огромные блестящие голубые глаза, заворожившие Джона. Он был раздосадован тем, что Джон рассказал о нем Эдвине. — У меня нет никакого желания убивать. — Тристан метнул взгляд на Джона. — И еще я прошу не обсуждать подробности моей жизни. — Он снова посмотрел на Эдвину. — Успокойтесь, Женевьева не умрет. Но она пленница, и останется ею. Никакие слезы здесь не помогут.
Эдвина поблагодарила Тристана, встала и подошла к двери, но на пороге оглянулась:
— Милорд, но я ведь не пленница. Почему же…
— Да, вы не пленница, миледи, но только потому, что смирились со своим положением. Если вздумаете бунтовать, вас ждет совсем иная жизнь.
— Милорд, но наверняка… — начала Эдвина.
— Джон, Тибальд, леди Эдвина, спокойной ночи! — Тристан нахмурился. Джон обнял Эдвину и поспешно увел из комнаты. Тибальд усмехнулся, покачал головой и вышел следом за ними.
Задумчиво допив эль, Тристан решил, что и без того слишком долго ждал. Чем дальше, тем сильнее в нем разгорался гнев. Закрыв глаза, он представил себе прекрасную леди, стоящую на коленях; а затем в памяти всплыло другое видение — Женевьева с окровавленной кочергой в руках. Тристан решительно поднялся.
Пора напомнить ей о том, что лучше не давать невыполнимых обещаний.
Женевьева ходила по спальне, все больше впадая в панику. Когда-то — целую вечность назад! — она поклялась больше не бояться Ланкастеров, будь они крестьянами или королями. Но это случилось прежде, чем она встретилась с Тристаном при дворе. Он держался зловеще спокойно, в его глазах полыхало адское пламя, а во вкрадчивом голосе слышалась такая угроза, что Женевьеву бросало в дрожь при одном воспоминании об этом. Уже в сотый раз она попыталась открыть дверь и расплакалась от досады. Дверь не поддавалась.
Девушка вернулась к чану, стоящему у огня. Над водой поднимался пар. Кто-то знал, что сегодня вечером Женевьева вернется домой и пожелает искупаться. Возможно, Тристан послал всадника предупредить слуг. Она наспех выкупалась, с тревогой прислушиваясь к доносящимся снизу звукам. Опасаясь, как бы ее не застали нагой, Женевьева не успела насладиться горячей водой.
Она напоминала себе, что Тристан занят и вряд ли придет. Вытершись, Женевьева надела голубое бархатное платье, заботливо разложенное кем-то на кровати, и снова начала ходить по комнате. Она бессознательно дергала тесемки низко вырезанного лифа, жалея о том, что он слишком сильно обнажает грудь.
Наконец Женевьева оставила это занятие, закрыла глаза и мысленно попросила Бога дать ей смелости. Неужели Тристан прикончит ее своими руками? Может, той же кочергой, которой она ударила его?
Будь он проклят! Тристан и вправду знал толк в мщении и пытках. Вместо того чтобы обезглавить ее во дворце, где она еще сохраняла видимость спокойствия, он повез ее сюда и заставил томиться в неизвестности.
Женевьева открыла глаза, и ее взгляд упал на гобелены, прикрывающие окна — узкие и высокие, как бойницы. При ее стройности и ловкости ей удалось бы протиснуться в такое окно и спрыгнуть на парапет. Она, конечно, понимала, что может сломать ногу. Но что значит сломанная нога по сравнению с безжалостными пытками, уготованными Тристаном де ла Тером?
Она подошла к окну и сорвала гобелен с изображением сцены охоты. Он упал на пол, и Женевьева с досадой осмотрела окно. Подоконник был довольно высоким, а само окно — более узким, чем она предполагала. Но если повернуться боком, втянуть живот, просунуть в окно сначала плечи, а затем бедра…
Обернувшись, Женевьева заметила табурет перед туалетным столиком и подтащила его к окну. Вскочив на табурет, она встала на подоконник и взглянула вниз. Расстояние до парапета показалось ей огромным.
Внезапно хлопнула дверь. От этого звука Женевьева похолодела и от испуга чуть не свалилась с подоконника. Обернувшись, она увидела Тристана, невозмутимо стоящего в дверях. Он наблюдал за ней. Как всегда, на боку у него висел меч, он стоял подбоченившись и заполнял собой почти весь дверной проем, а голова его почти касалась притолоки. Он казался огромным и безжалостным.
