случится, я убью тебя...
— Вот как? Но у твоей дочери прекрасное здоровье. Она Тремэн, и этим все сказано. К тому же с ней рядом мадемуазель Анн-Мари, не считая своеобразного двора из старых слуг, обожающих ее. Что с ней может случиться?
— Она очень молода, и это ее первый малыш.
— Еще минута, и ты заплачешь! Едем, мой друг Гийом, и галопом, если тебя это успокоит!
Оба всадника по лесам и полям помчались в Шантелу. Сахиб буквально летел, пришпоренный своим хозяином. За ним без особого труда следовала лошадь доктора, которая, впрочем, родилась и выросла на конюшне Ла-Пернель. Друзья очень спешили. Но когда они подъехали к замку, освещенному, как в праздник, на звук галопа выбежала Белина. Она приветствовала их широкой улыбкой и реверансом: только что родился «господин Луи», и это самый красивый младенец в мире.
Так Гийом Тремэн узнал, что стал дедом.
Счастье, которое он испытал, было абсолютно нового качества. Гийом был горд и одновременно остро ощущал свою ответственность за дочь и внука, ведь он знал, что отец малыша, которого так ждет Элизабет, вполне вероятно, никогда не вернется. Именно ему, Тремэну, придется заботиться об этом мальчике, его внуке и... возможно, будущем короле! Со всеми вытекающими из этого опасностями! Но Гийом не хотел о них думать сейчас.
В большой комнате, обитой голубым шелком, молодая мать лежала на кровати под балдахином, чьи лазурные складки ниспадали из-под королевской лилии из позолоченного дерева, которая могла сойти за украшение. Артур, успевший приехать раньше отца, потому что ему не пришлось гоняться за врачом, сидел на низенькой скамеечке и зачарованно смотрел на прекрасную картину, которую являла собой его сестра. Элизабет была очаровательна: в белом батисте, кружевах и лентах, она не сводила восхищенного материнского взгляда с малыша, которого мадемуазель Леусуа только что положила ей на руки.
Когда Тремэн, Анбрюн и Потантен — он приехал следом за врачом и Гийомом с корзиной, полной подарков от женщин из «Тринадцати ветров» — приблизились к кровати, Элизабет приветствовала их улыбкой:
— Посмотрите, какой он красивый! Он похож на своего отца, и я уверена, что даже младенец Иисус не был красивее!
Мадемуазель Анн-Мари рассмеялась.
— Ни одна новоиспеченная мать не удержалась от того, чтобы сравнить своего малыша с младенцем Иисусом, даже если новорожденный выглядел ужасно!
Но бросив быстрый взгляд на троих мужчин, подходивших на цыпочках к кровати и нагруженных подарками, которые между ними щедро распределил Потантен, она добавила:
— Должна сказать, что на этот раз сходство потрясающее: вот и волхвы пришли!
Все засмеялись. Только Гийом сделал это через силу, так как ему пришлось не по душе это евангельское сравнение. Разве после появления волхвов Марии, Иосифу и Младенцу не пришлось бежать в Египет? Такое сравнение ему не нравилось.
В доме царила радость, и все же появление на свет этого ребенка отличалось от всех прочих. Старые слуги, подавшие гостям легкую закуску, хотя было далеко за полночь, оделись в праздничные ливреи. Служанки не забыли о своих самых красивых высоких вышитых чепцах, а госпожа де Шантелу, взявшая ребенка у матери, чтобы доверить его Белине, временно возведенной в ранг гувернантки, надела для этого белые перчатки. И, проходя мимо колыбели, которая была вся в кружевах, графиня обязательно преклоняла колени, как перед алтарем.
На заре прибыл кюре, старый священник, чудом избежавший революционного топора, который совершил помазание ребенка, чтобы Господь хранил его до обряда крещения в церкви. Он называл его «господином Луи Шарлем Гийомом Иоанном». Руки у него тряслись от волнения, в глазах стояли слезы. Он едва осмеливался поливать крошечную голову младенца с короткой почти белой прядкой волос святой водой, которая должна была уберечь его от всяких злоключений до крещения в церкви. Потом, стоя за импровизированным алтарем, кюре отслужил мессу. Во время нее все слуги замка стояли на коленях, несмотря на ревматизм. Тремэны, врач и повитуха присоединились к ним, а Элизабет заснула с улыбкой на губах. Наконец, гости решили, что им пора отправляться домой.
Гийом чувствовал, что сквозь радость пробивается разочарование. Он надеялся, что Розу де Варанвиль успеют предупредить, и он сможет увидеться с ней подальше от ее друзей, по-прежнему гостивших у нее.
В самом деле, семейство де Ламориньеров так и не покинуло гостеприимный замок Это крайне раздражало Гийома и вызвало пересуды. За это время Гийом ни разу не виделся с той, кого любил еще более отчаянной любовью, потому что уже не питал никаких надежд. Он знал, что баронесса часто приезжает в Шантелу, но удача отвернулась от него, и они ни разу там не встретились. Эта ночь Святого Иоанна, святая ночь, как известно каждому, ночь чудес, лекарственных трав, собранных в нужный момент, и обмена клятвами между влюбленными, заканчивалась, не оставляя ему даже маленькой надежды.
Неожиданная печаль друга не прошла незамеченной для Пьера Анбрюна. Они возвращались вместе, отправив Артура с хорошими вестями в Варанвиль, и врач решил выяснить причину этой грусти.
— Куда пропала твоя радость, старина? Это твой первый внук, и ребенок чудесный!
— Все верно! Но я бы хотел, чтобы он был менее помпезного происхождения. Луи де Варанвиль обрадовал бы меня куда больше, и я бы намного меньше тревожился о нем, чем о Луи де Бурбоне!
— Насколько я тебя знаю, ты бы даже предпочел Луи Тремэна!
— Элизабет — мать-одиночка? Благодарю покорно! Нет, если хочешь знать, я бы больше всего обрадовался девочке.
— Что за новости? Для матери рождение сына — это всегда победа.
— Обычно — да, но нужно думать о последствиях, которые при данных обстоятельствах могут стать драматическими. Ты забываешь, что теперь у нас император, и Фуше снова взялся за дело. Кроме того, в конце февраля — в ночь «очистительного огня» — у меня был гость. Сейчас Элизабет на седьмом небе от счастья, она утопает в мечтах, но что с ней будет, если я расскажу ей, что она никогда более не увидит своего мужа?
— Что? Но...
— Останься ненадолго у меня, я введу тебя в курс дела. Здесь и у лесов есть уши. Возможно, ты сумеешь дать мне совет. Должен признаться, что я просто не представляю, как поступить.
Спустя некоторое время Анбрюн уже возвращался к себе домой в лучах зари, розовое сияние которой отражало море. После их разговора Тремэн уже не был таким напряженным, он почти успокоился. И это благодаря здравомыслию доктора, которое он унаследовал от матери-шотландки
