Главная опасность, несомненно, исходила от Спотсвуда, губернатора Виргинии, а точнее, от Англии. Метрополия уже давно не вела никаких войн и перестала нуждаться в морских волках, которым в мирное время предоставлялась довольно большая свобода за то, что в военное время они разили врагов короля под его знаменами. Однако слишком привыкнув к этой свободе, пираты начали представлять опасность для самой метрополии — снабжая карибское побережье всеми необходимыми товарами и предметами роскоши, они составляли для нее серьезную конкуренцию. Король был вынужден начать борьбу с пиратами.
Спотсвуд, чья верность Короне могла посоперничать лишь с его жадностью, давно мечтал подсидеть Идена, губернатора соседней Северной Каролины, известного своей терпимостью к пиратам, а заодно прибрать к рукам немалую территорию с весьма плодородными землями.
Вот почему она, Сторм О’Малли, рано или поздно должна перестать жить той жизнью, какой живет сейчас. Но за свои двадцать с небольшим лет Сторм не знала ничего другого, поэтому ее не на шутку волновал вопрос: когда ей будет сорок лет, пятьдесят — будет ли она и тогда все так же стоять на капитанском мостике под черным флагом, отдавая приказ приготовиться к атаке? И что ждет ее, когда руки уже не смогут держать шпагу, а нот взбираться на капитанский мостик? По правде сказать, Сторм боялась не столько потери власти, сколько перспективы стать одинокой старухой, у которой не останется ничего, кроме воспоминаний о морских боях и победах.
Но что же тогда, если не пиратство? Об этом Сторм не имела ни малейшего представления. Во всяком случае, вопрос был слишком сложный, чтобы пытаться решить его за один вечер. Когда-нибудь ей, пожалуй, и стоит об этом задуматься — но не сейчас. Достаточно того, что каждый ее день был, по сути, борьбой за выживание. Рауль с его трусливой философией нагнал на нее мрачные мысли, и ей надо поскорее от них освободиться.
Сторм осторожно шла по узкой, залитой помоями улочке, ведущей к морю. Улицы портового городка даже днем представляли опасность для любого, и у Сторм уже выработалась привычка ни на секунду не расслабляться.
Из тени выросла огромная фигура и последовала за Сторм, однако она даже не обернулась: так уверенно идти за ней мог только Помпи — немой евнух шести с половиной футов ростом и трехсот фунтов весом, взятый в плен где-то на берегах Африки. Когда Сторм купила его на корабле работорговцев в Барбадосе, он был почти при смерти. Сторм приютила его на «Грозе», выходила, и с того момента, как он снова смог твердо стоять на ногах, Помпи ни на секунду не упускал из виду свою хозяйку. Так что, хотела она того или нет, теперь у нее был надежный телохранитель и преданный слуга. Без позволения Помпи никто не мог даже близко подойти к Сторм: он охранял ее не хуже, чем хорошо обученная собака.
Девушка шла, гордо подняв голову и напряженно сдвинув брови. Мысли ее по-прежнему были заняты тем, что сказал Рауль, и это приводило ее в бешенство. Дело даже не в том, что у него хватило смелости сказать ей это в глаза, — она не придала бы словам Рауля никакого значения, если бы не понимала, что он абсолютно прав.
Сторм жила морем и не мыслила себя без моря. Море было ее домом, команда «Грозы» — семьей, заменявшей ей и друзей, и любовников. Первые шестнадцать лет жизни она провела весело и беззаботно. Когда ее отец был предан и казнен теми же властями, которым всю жизнь ревностно служил, Сторм осталась одна против всего мира. Оружием её в этой борьбе были только ум, данный ей природой, и — «Гроза». За одну ночь мир для Сторм из загадочного и манящего вдруг превратился во враждебный, а сама она из наивного ребенка — в капитана, командующего дюжиной видавших виды морских волков.
Сначала команда Сторм подчинялась ей лишь из почтения перед храбростью шестнадцатилетней девочки, отважившейся взять на себя то, что по плечу не каждому мужчине, по позднее, когда она уже успела завоевать себе прочную репутацию, многие мужчины почитали за честь сражаться под знаменами легендарной девушки-пиратки.
Однако в последние год-два Сторм начала замечать, что ее команда уже не так дисциплинированна, как раньше.
У побережья, где в беспорядке теснились мелкие лавчонки и рыночные лотки, запах соленой воды мешался с резким запахом гниющей рыбы. Чуть поодаль горели костры, вокруг которых всегда околачивались нищие, воры и грабители всех мастей. Поодаль проститутки громко предлагали свои услуги.
В двух шагах от Сторм отблески костра освещали мужчину и женщину, совокуплявшихся на глазах у всех. Сторм поморщилась и отвернулась.
«И это называется любовью, — подумала она. — Да ни за что на свете!»
И тем не менее… Тем не менее, как ни отвратительно было Сторм наблюдать эту сцену, она все-таки задела какие-то струны в глубине ее души. Скорее всего, это было чистое любопытство — понаслышке Сторм знала, что женщины способны получать от этого не меньшее, если не большее удовольствие, чем мужчины, во всяком случае, так говорят… Сторм начинала чувствовать, что девственность становится для нее обузой, и в глубине души она уже подумывала о том, что, пожалуй, пора бы от нее избавиться… Но как? Стоит лишь подумать обо всех этих кривоногих ублюдках с гнилыми зубами, что снуют вокруг…
Ей вдруг страстно захотелось снова оказаться на борту «Грозы» в бушующем океане. Там жизнь была простой и понятной, ритмы моря идеально соответствовали ритмам, пульсирующим в ее крови, а все, что ее окружало, было таким родным и знакомым, так легко подчинялось ее власти… Никаких сомнений, ничего неясного, лишь то, что действительно имело значение, — очередной бой, очередная добыча, очередное удачное избавление от погони. Если бы не необходимость время от времени пополнять запасы продовольствия и искать замену погибшим членам команды, Сторм вообще никогда не сходила бы на берег…
Обернувшись, она дала знак Помпи подтянуть шлюпку, дожидавшуюся их у берега, чтобы отправиться на «Грозу», покачивавшуюся невдалеке, как вдруг дорогу ей преградили три темные фигуры, возникшие словно бы из ниоткуда.
Походка мужчин была нетвердой — от изрядного количества вина; глаза возбужденно сверкали.
— Гляди-ка, какая штучка! — произнес один. — Держу пари, она по мужику проголодалась! Эй, крошка, у меня есть для тебя кое-что!
— Да нет же, — рассмеялся другой, — она хочет меня! Мой-то, наверное, побольше будет!
Троица как бы заключила Сторм в круг, который становился все уже. Двое насильников, правда, выглядели довольно маленькими и хилыми, но третий, мрачный и молчаливый, был огромного роста. Помпи, державшегося, как всегда, поодаль и в тени, ни один из них не заметил, и Сторм была рада этому — евнух приходил на помощь лишь в самых крайних случаях и всегда предоставлял ей возможность сначала потягаться с противниками в одиночку.
