Слушая, как герцог планирует их путешествие в Египет, Гарри говорил себе, что ему следовало ожидать этого, поскольку он понимал уже, что интерес Счастливчика к Миртли Гэрфорт с неизбежностью ослабевает.
Ему всегда нравилась Миртли, и он всегда считал ее одной из самых чутких и толковых из всех прелестных женщин, которыми герцог был когда-то увлечен.
Она была добра к другим женщинам, любезна с друзьями герцога, и он никогда не слышал от нее недоброжелательного или язвительного слова о ком-либо.
В то же время Миртли обладала средними способностями и не могла бы похвастаться хорошей образованностью.
Этим она не отличалась от большинства светских женщин, образование которых поручалось лишь одной плохо оплачиваемой гувернантке, обучавшей их по всем учебным предметам.
Подобное воспитание существовало во всех аристократических семьях, в которых каждое пенни тратилось на сыновей и как можно меньше — на дочерей.
В стенах своих классных комнат, вдали от обычной повседневной жизни, девушки к моменту своего дебюта в свете — по представлению их мамаш — должны были вдруг расцвести и составить хорошую партию в течение первых двух лет после их «выхода» в общество. Миссию эту, конечно, должны были осуществить мамаши, не принимая во внимание истинных чувств дочерей.
И лишь надев обручальное кольцо и получив возможность общаться с другими молодыми замужними женщинами, они начинали приобретать утонченность и умение держаться в свете, которых от них ожидали.
«Самое удивительное, — часто думал Гарри, — что они действительно становились элегантными и остроумными, обретали ту изысканность и искушенность, которыми могли гордиться, посещая другие страны».
Хорошими манерами отличались в особенности леди из окружения принца Уэльского, и хотя Счастливчик и Гарри с их друзьями составляли более молодое поколение, они подходили к своим сверстницам с высокими мерками.
«Жаль Миртли, — думал теперь Гарри, — но ей придется вскоре уступить свое место».
Вслух же он сказал:
— Ты действительно намереваешься включить леди Кэрнс в свою компанию?
Когда герцог впервые упомянул ее имя во время беседы, Гарри слегка заколебался, подумав, что, несмотря на ее чрезвычайную красоту, она вряд ли обладает душевными качествами и добротой Миртли.
Герцог, очевидно, заинтересовался Лили Кэрнс, когда на прошлой неделе был представлен ей в Мальборо-Хаус.
Она жила на Севере2 и была дебютанткой в лондонских кругах, однако в ее внешности не было ничего сельского.
Ее золотисто-каштановые волосы, белая кожа и слегка загадочный взгляд привлекли всеобщее внимание, включая самого принца.
— Это ваш первый визит в Мальборо-Хаус? — услышал Гарри глубокий, довольно гортанный голос его королевского величества. — Насколько я понимаю, вы только что прибыли в Лондон.
— Я жила в Шотландии, ваше высочество.
— Чем же эта «земля телячьих потрохов» могла так соблазнить вас, что вы пренебрегли нами на Юге? — поинтересовался принц.
Лили одарила принца очаровательнейшей улыбкой.
— Я просто возвратилась домой, сир, став вдовой.
В тот вечер Гарри видел, что герцога неудержимо влечет в тот угол зала, где в собравшейся компании несомненно царила леди Кэрнс.
Гарри не осознавал этого тогда, но сейчас понял, что именно в тот момент судьба Миртли была решена и Счастливчик вновь увлекся прелестным личиком.
Отвечая на вопрос Гарри, герцог совершенно серьезно сказал:
— Лили Кэрнс так долго жила в Шотландии, что должна была привыкнуть к определенным трудностям, хотя не думаю, что их будет много на борту «Наяды».
— Я тоже надеюсь на это, — сказал Гарри. — Если меня ожидают неудобства, я не намерен присоединяться к тебе.
— После подобного крайне эгоистического замечания, — сказал герцог, — я возьму тебя в переход по пустыне на верблюде. Ты изнежился, Гарри, и тебе, несомненно, будет полезно взобраться на вершину одной из пирамид.
— Я отказываюсь говорить больше об этом абсурдном путешествии, — запротестовал Гарри. — Я хочу спать. Устраивай все сам: приглашай любого, кто развлечет тебя и спасет от смертельной скуки в первые же двадцать четыре часа. Я же готов, о Господи, подчиниться твоей команде!
Герцог рассмеялся.
— Хорошо, Гарри, засыпай. Я организую все сам, включая соблазнительную красавицу из мусульманского рая для твоего развлечения.
— Ты можешь найти их и в Каире, — ответил Гарри. — Помни, Счастливчик, большинство женщин выглядят не самым лучшим образом, когда их укачивает!
Рассмеявшись вновь, герцог подошел к окну, чтобы задернуть занавеси, и вышел из комнаты.
Гарри закрыл глаза, но против обыкновения заснул не сразу.
Он думал о том, что это так похоже на герцога — внезапно направиться к «новым пажитям».
Именно этим он и был интересен своим друзьям. Еще в детстве он мог оставить вдруг игры, забыть обо всем и увлечься новым приключением, совершенно не думая о последствиях.
«Общение с ним всегда сулило забавные неожиданности, — думал Гарри. — Да и теперь вот давно уже созрело время для его очередного интересного сюрприза».
Прошел почти год, как герцог мгновенно решил сделать нечто такое, чего никто не мог ожидать от него.
С тех пор он несколько успокоился, поскольку у него завязался исключительно страстный роман с женой известного политика, продолжавшийся семь или восемь месяцев, — еще до того, как в его жизни появилась Миртли.
Роман длился так долго, потому что встречи их были не столь частыми, как им хотелось бы.
Сильная занятость мужа этой леди в Палате представителей, казалось, была очень кстати, однако жене приходилось проводить много времени вместе с ним в его избирательном округе, а также сопровождать в поездках за границу.
Это было так не похоже на Счастливчика, но, что удивительно, его сердце все крепче привязывалось к этой леди в ее отсутствие, и он каждый раз с нетерпением ожидал ее возвращения.
Правда, подумал Гарри, это нетерпение Счастливчика было тогда понятно.
В двадцать семь лет леди была в расцвете своей красоты.
Наполовину русская, она обладала тем загадочным необъяснимым очарованием, которое, казалось, и привораживало к ней Счастливчика.
И все же даже этот роман герцога, как и все прочие, сошел на нет, что и предвидел Гарри.
Счастливчик почувствовал, что не может открыть более ничего нового в своей возлюбленной, и потому охладел к ней.
Гарри понял, что герцог брал от любивших его женщин все, что они могли ему дать, и, когда утолял свое любопытство, начинал ощущать потребность в свежем стимуле, который вновь подогрел бы его интерес.
