Ответа не последовало. Мои надежды улетучились. Багровый румянец сошел со щек тети, и теперь она была бледна. По прошествии нескольких секунд она отняла ладонь от лица, отложила вязание и встала – все это время она не глядела на меня. Откинув кружевной рукав, она взглянула на свои маленькие золотые часы с преувеличенным удивлением.
– Боже мой! – с притворной досадой воскликнула она. – Я же совершенно забыла напомнить Мэйбел, что во вторник моя очередь принимать у себя членов Общества Доркаса на еженедельной встрече. Мне нужно поговорить с ней о прохладительных напитках.
Тетя Мод была женщина громоздкая, поэтому редко двигалась быстро; но теперь она весьма резво двинулась к двери. Открыв ее, она, также не глядя в мою сторону, добавила:
– Надеюсь, что ты насладишься прогулкой, дорогая Эмма. Сегодня такой славный денек. А потом, возможно, захочешь искупаться в море.
– Да, тетя Мод, – ответила я, но уже обращаясь к закрытой двери. Я осталась с ощущением опустошенности, сидела, глядя на свои руки, сложенные на коленях. Дядя с тетей никогда не одобряли частых морских купаний, в особенности теперь, когда не было Мэй Чунг, которая сопровождала меня на пляж и стояла на страже возле маленького тента, который натягивал для меня Дэниел, чтобы я смогла переодеться.
Предложение искупаться, исходившее от тети, означало, что она попросту хочет как можно на более долгий срок избавиться от моего присутствия – и любой ценой; несомненно, из страха, что я опять затрону тему, которая так ужасала ее.
Посидев некоторое время, я пошла в свою комнату и встала перед трюмо, рассматривая себя. Итак, Эмма Делани… в настоящее время одета в платье из белого батиста с широким воротом, с шелковой отделкой, застегивающееся спереди на большие перламутровые пуговицы. Я расстегнула их – платье скользнуло к моим ногам. Эмма Делани… ни хорошенькая, ни уродливая. Ни высока и ни мала ростом. Ни толстушка, ни худышка; ни умная, ни простушка. Тонкая талия, густые каштановые волосы, которыми она втайне очень гордится. Худые ноги – но Мэй Чунг всегда ласково и насмешливо называла их «красивые-прекрасивые наши ножки».
Эмма Делани… пользуется репутацией довольно странной девушки с довольно странными манерами. Тоскует по родственной любви – и сама стыдится этого. Получила хорошее образование – но в то же время невежественна в том, что может стать самой важной частью ее замужней жизни.
Еще несколько секунд тому назад я считала себя не умной – но и не простушкой, но это была неправда. Возможно, я была в самом деле слишком проста. Может быть, поэтому люди находили меня странной, поскольку правильное поведение девушки ни в коем случае не должно быть простым и должно основываться на сложных умозаключениях и некоторых предрассудках, которые я вечно ненамеренно уничтожала на своем пути. Десять минут тому назад я задавала тете Мод простые и прямые вопросы – а в результате она была страшно смущена, а я пришла в раздражение, тщетно допытывалась, но не стала сколько-нибудь просвещеннее.
Я попыталась припомнить женщину, которая смогла бы просто и понятно ответить на мои вопросы, но ею могла бы стать только любимая Мэй Чунг, а она умерла два года тому назад.
Поразмышлявши так несколько минут, я бросила это безнадежное дело и пошла в конюшню. Эдам, младший из сыновей Джошуа, уже оседлал Дженни. Он широко улыбнулся мне и выразительно закатил глаза:
– Доброе утро, мисс Эмма. Если кто-то хочет прокатиться вокруг Диаболо-Холл – то нет денька лучше.
Я обозвала его негодяем и шутливо занесла над ним кнут, а он расхохотался и подставил мне руки, чтобы помочь вскочить в седло.
В тот день я поехала на юг, через Ферн Галли, где пики гор вздымаются с обеих сторон прямо по краям извилистой дороги. Крутые уступы были покрыты зарослями папоротника, повсюду между деревьями и лианами виднелись цветущие белые орхидеи. После четырех миль пути между скалами показались холмы и зеленые долины, которые обитатели Святой Анны называли Садами Ямайки…
Я не собиралась в тот день заезжать столь далеко, в эти зеленые просторы, где находились плантации перца. Может быть, если бы дядя и тетя были более состоятельными людьми, они поселились бы именно здесь, поскольку именно здесь находились самые богатые поместья острова, и здесь давным-давно более удачливые плантаторы построили прекрасные дома. На этих склонах паслись стада шотхорнского, хирфодского и эйршарского скота; однако предпочтение отдавалось скоту из восточной Индии и Хинди – и они были, несомненно, лучшими рабочими животными в упряжке.
Были здесь и плантации сахарного тростника, которые пережили упадок сахарной индустрии после отмены рабства лет шестьдесят тому назад; однако с тех пор плантаторы предпочитали такую культуру, как кофе, а теперь выращивали еще и апельсиновые деревья. Зимой я предложила дяде Генри в качестве эксперимента выращивать апельсины, но он только изумленно взглянул на меня и произнес:
– Так ведь это скоропортящийся товар, дитя мое!
В течение тридцати лет он выращивал кофе на площади в шестьдесят акров в полумиле от Джакарандаса. Я восхищалась его умением и мудростью. Арабика, выращенный на его плантациях, по превосходному качеству могла равняться со знаменитым кофе Блю Маунтен, и урожайность его обычно достигала тысячи весовых мер с каждого акра. Мы также выращивали немного бананов, но банановые деревья использовались в основном в качестве теневых кулис для кофе, так что урожай был невысок. Бананы были нелучшего качества, поскольку бананы и кофе вызревают в различных температурных режимах, но дядя Генри все равно ворчал, что бананы – скоропортящийся продукт, пока урожай не бывал успешно продан. Мне не следовало предлагать ему выращивать апельсины.
Проезжая верхом Ферн Галли, я размышляла, что вскоре я буду жить в красивейшем поместье из всех, которые простирались за холмами у подножия горы Диаболо. Я стану хозяйкой роскошного дома в двух милях от Мониг. Там величественные залы, великолепная лестница красного дерева и отделанный панелями холл, где полы из атласного дерева отливают бледным золотом. Там живописные окрестности: леса и зеленые лужайки. Там огромные клумбы и рабатки кустов расцвечены тысячами пуанзеций, гибискусов, июньских роз лиловых и розовых оттенков и сиренью – и где старые каменные стены покрыты ярко-красной и лиловой бугенвиллией.
Эти мечты были прекрасны, но для меня никак не вязались с реальностью. Я пыталась создать в воображении портрет Оливера Фоя, но у меня ничего не вышло. Я предположила, что, когда он приедет нынче днем, мне следует называть его Оливер. А потом, когда я приму его предложение, мне нужно будет поцеловать его. После этого будет обнародована наша помолвка, и он будет регулярно заезжать к нам и сопровождать меня с компаньонкой, как полагается, на прогулках. Когда он станет приезжать с визитами, нас время от времени будут оставлять одних: в рисовальной или гуляющими в саду. Тогда он начнет ухаживать за мной. Я полагала, что это слово означает, что он станет уверять меня в своей любви, он станет брать мою руку, иногда целовать ее. Или, возможно, он поцелует меня в щеку и даже в губы. Мне было любопытно, понравится ли мне это или нет.
