Ник посмотрел ей в лицо. Томазина шла с опущенными глазами и не видела его. Она была очень бледна, но в остальном почти не изменилась. Он хотел было ей улыбнуться и только тут заметил, какие на ней жуткие обноски, отчего мгновенно рассвирепел.
Ник поклялся себе, что непременно изобьет тюремщика, как только найдет его: ведь он немало заплатил ему за то, чтобы тот содержал Томазину в своем доме. Зачем этому ублюдку понадобилось еще и раздевать ее?!
Томазина заметила злой огонь в глазах Ника и молча стала глядеть на него. Слабая надежда, что он явился защитить ее, как это было много лет назад, мгновенно исчезла, едва она поняла, что его вызвали дать показания.
Парсиваль откашлялся.
Томазина отвела взгляд от Ника, поклявшись, что не будет больше на него смотреть. Зачем мучить себя мечтами, которым не суждено сбыться?
– Томазина Стрэнджейс, – начал было Парсиваль, – вы…
– Я должна посоветоваться с адвокатом, – перебила она его.
Мать всегда говорила ей, что адвокаты для того и существуют, и теперь Томазина подумала, что уж не Ричарда ли Лэтама она имела в виду на случай, если ее обвинят – в колдовстве, например.
– Адвокаты не для таких, как вы, – огрызнулся Парсиваль. – Убийцы не имеют права на адвоката.
Получив такой удар, Томазина все же не подала виду, как испугалась. У нее даже голос не дрогнул.
– Значит, я должна защищать себя сама?
– Таков закон.
Плохой закон, подумала Томазина, когда Парсиваль начал задавать вопросы.
Он спрашивал и о том, чем уже интересовался в Кэтшолме, а она стояла перед ним со вздернутым подбородком и твердо повторяла все то, что уже говорила раньше.
– Я невиновна, – повторяла она, однако ее слова не произвели на Парсиваля ни малейшего впечатления.
– Ваше дело будет слушаться большим судом присяжных.
– Я требую священнической неприкосновенности.
– Да? – удивился Парсиваль.
– Матушка научила меня читать и писать по-английски и по-латыни.
Парсиваль переглянулся с письмоводителем.
– Правильно. Таких обычно изгоняют, а не судят и не наказывают, но к женщинам это не относится, даже если они умеют читать, – если только они не были монашенками до того, как король Генрих упразднил монастыри. Ну как?
Томазина не ответила, но и не показала, как она расстроена своей неудачей. Она-то думала, что у нее есть какие-то права перед законом, а оказалось – никаких.
– Что со мной будет на суде?
– Или смертный приговор, или свобода. Наверное, вас могли бы повесить, но поскольку вы покусились на жизнь главы семейства, вас сожгут.
Томазина только представила себе языки пламени – и ей стало плохо. Какая уж тут храбрость! Она еле слышно прошептала:
– Как я могу избежать этого?
Парсиваль прищурился.
– А что, вы с ребенком?
От злости она сразу же вновь стала сильной. Красный туман застлал ей глаза, когда она взглянула на своего мучителя. Если бы у нее, были свободны руки, она бы ногтями вцепилась в его жирное лицо. Однако у нее оставалось только одно оружие – ледяное спокойствие.
– Я не поняла, господин Парсиваль.
– Я спросил: вы беременны?
– Нет. – Она сверкнула глазами. – Обвиняйте меня в убийстве, если хотите, но я не позволю вам марать мое имя. Я не распутница.
Парсиваль хитро глянул в сторону Ника, а потом опять посмотрел на Томазину.
– Подумайте, мисс. Если бы вы носили ребенка, наказание было бы отложено до родов.
– Хватит, Парсиваль.
Голос Ника прозвучал сухо, но оттого, что он вступился за нее, у Томазины быстрее забилось сердце.
– Назначайте залог – и покончим с этим, – сказал Ник.
– У нас нет обычая назначать залог, когда речь идет об убийстве.
– Это не обычное дело, вы знаете.
Ник встал рядом с Томазиной и сверху вниз посмотрел на мирового судью.
Томазина не осмеливалась поднять на Ника глаза, однако все ее существо пело от радости. Он все еще был ее рыцарем!
– Не могу, – заупрямился Парсиваль. – Для этого требуется решение двух мировых судей.
– Так позовите кого-нибудь! Вдова Лэтама желает, чтобы мисс Стрэнджейс освободили. Она готова гарантировать ее явку в суд и любые другие… платежи, которые вы сочтете необходимыми.
Радости Томазины как не бывало. Значит, это Констанс послала его и приказала сделать все, чтобы ее отпустили… Разочарование было бы слишком велико, если бы не ожидавшая ее свобода. Неважно, кто все устроил! Она всем благодарна за свое освобождение.
Парсиваль смотрел на нее с ненавистью, но Томазина узнала знакомый алчный огонек в его глазах.
– Позови господина Эппларда, – сдавшись, обратился он к письмоводителю.
– Он занят актерами лорда Саффорда. Они хотят завтра играть в городе.
Хмыкнув, – по-видимому, от радости, что другой судья далеко, – Парсиваль извинился и вышел из комнаты. Через минуту, позвякивая в кармане монетами, удалился письмоводитель. Констебль, тоже получив мзду, с готовностью покинул свой пост. Ник же, оставшись наедине с Томазиной, тут же принялся развязывать ей руки.
– Почему? – спросила она, потирая запястья. – Констанс меня почти не знает и ничем мне не обязана. – Она поглядела на Ника. – Я даже не сумела ей помочь, когда Фрэнси била ее.
Бесстрастное выражение на лице Ника не выдало его чувств, правда, он сразу отошел от Томазины, едва развязал ее и положил на стол веревку.
– Констанс думает, будто Ричарда отравила Фрэнси, и хочет с ней расправиться.
Томазина и сама предполагала, что убийство Ричарда не обошлось без участия Фрэнси. За прошедшие два дня она о многом передумала, однако где доказательства?
– А ты что думаешь? Виновата я или Фрэнси?
– Думаю, что не ты и не она.
Тронутая его доверием к ней, Томазина постаралась подавить в себе неприятное чувство, но этого ей не удалось.
– Неудивительно, что ты считаешь, будто Фрэнси неспособна на такое.
Он сверкнул на нее глазами.
– Томазина, о чем ты говоришь?
– Ты и Фрэнси… Лэтам говорил, что ты ее любовник. Вот и причина, чтобы его убить.
– Ты думаешь, я убил Лэтама?! – Ник от удивления даже лишился дара речи. Так-то Томазина его любит! Разве можно любить и подозревать в убийстве? Разозлившись и обидевшись из-за несправедливого обвинения, Ник долго ничего не мог сказать. – Я не подсыпал ему яд, Томазина.
– Я так и не думала. Если бы ты захотел кого-нибудь убить, ты бы использовал не яд. Может быть, задушил бы голыми руками, но только не яд.
Ник поглядел на нее и ощутил неодолимое желание стукнуть кулаком в стену… от отчаяния.
– Я его не убивала. И ты его не убивал. Тем не менее Фрэнси Раундли – твоя любовница.
