Она стояла немного склонив голову и нетерпеливо вглядываясь в водную гладь, словно ребенок, которому не позволяют подойти к заветному блюду с конфетами.
— Это мое любимое место на реке, — задумчиво протянула Леа.
На близком расстоянии так явственно ощущался ее сладкий, полный женственной прелести аромат, что Тревор мысленно сравнил девушку с раскрывшейся розой. Горячая волна, зародившись у него внутри, распространилась по всему телу, словно огонь по сухой траве. И уж конечно, не от предвкушения встречи с ламантинами, а от воспоминания о полуобнаженной, плещущейся в реке Леа. Блеск ее глаз говорил о том, что она бы с радостью скинула прямо сейчас платье и отправилась купаться со своими любимцами.
Словно в подтверждение его догадок, Леа быстро обмахнула свое лицо ладонью, и Тревор нахмурился. Ему тоже было жарко, а река так и манила, обещая воспаленному телу прохладу своих волн. Как бы ему хотелось вынуть шпильки из ее прически, распустить эти чудесные волосы и провести пальцами между их легкими завитками. В своих мечтах Прескотт уже касался губами нежного изгиба шеи… Сейчас он доберется до ее рта, а там… Ах, он снова отведает этой чудной влаги! Впрочем, пора остановить чересчур горячие фантазии. Он и так уже слишком перевозбудился. А сдерживать себя было все труднее, во всяком случае там, где речь шла о Леа Стэнтон.
— О, да вот они!
Тревор с большой неохотой оторвал взгляд от девушки и заметил две мощные тени почти у самой кромки воды. Странно было наблюдать за животными на таком близком расстоянии. Головы огромных серых зверей по сравнению с остальной тушей были миниатюрными, а в круглых выразительных глазах не было и следа враждебности. Толстые, покрытые волосками губы, казалось, улыбались. На какой-то миг Тревор вдруг вообразил себе: каково это — войти в воду и прикоснуться к ним? Чистое безумие!
— Я никогда еще не видел таких необычайных, очаровательных созданий.
Казалось, Леа о чем-то напряженно задумалась, словно решая, как ей поступить, и легкие морщинки появились у нее на лбу. Но уже через мгновение фиалковые глаза загорелись радостью. А Тревор внезапно ощутил себя столетним старцем. Он уже не помнил, когда в последний раз безмятежно купался в водоеме. Мальчишкой он частенько барахтался вот в такой же речке. Улыбаясь детским воспоминаниям, он понял, что за годы военной службы окончательно утратил способность просто радоваться жизни. Однако сейчас существовала реальная возможность по-настоящему ощутить былое счастье и свободу — стоит лишь пожертвовать приличиями.
Услышав, как вздохнула Леа, он искренне посочувствовал ей. Действительно, трудно сдерживать собственные порывы. Но он вовсе не желал причинять неудобств этой девушке. Если ей так хочется поплавать с ламантинами, что ж тут такого, черт побери?! Она все равно не шокирует его сильнее, чем прежде. Вспомнив звук ее безудержного хохота, когда она вынырнула из-под воды вместе с Зевсом, Тревор вдруг снова захотел услышать его.
— Вода выглядит так заманчиво, — выговорил он.
— Действительно.
Леа снова вздохнула. Потом, внезапно решившись, села на землю и принялась стаскивать с себя сапоги. Изумленный Тревор не упустил случая полюбоваться очаровательными ножками. Эта решимость была так заразительна, что некоторое время он боролся с искушением последовать ее примеру, но все же нашел в себе силы, чтобы удержаться. В горле у него мгновенно пересохло. Леа поглядела вверх, щеки ее слегка порозовели.
— Наверное, вы думаете, что я испорченная женщина, но… когда я вижу Зевса и Афродиту — так зовут моих морских коров, — то забываю о правилах приличия. Все равно, если вы собираетесь и в самом деле остаться на плантации, вам придется узнать обо мне всю правду. Я ни капли не похожа на свою сестру.
Тревор протянул ей руку и помог встать.
— Признаюсь, иногда вы меня поражаете, Леа, но я не думаю о вас плохо. Некоторым образом я вам даже завидую. Немногие люди найдут в себе смелость бросить вызов общепринятым нормам и поддаться естественному порыву.
— Зевс и Афродита совсем ручные и позволяют мне плавать с ними рядом. — Она пристально поглядела на майора, прежде чем нерешительно спросить: — Но я не думаю, что вы…
— Присоединюсь к вам? — Тревор с усилием подавил улыбку и взял себя в руки. Да уж, она действительно слишком наивна, что и спасает ее. Как же объяснить ей, что это предложение, хотя и сделанное без всякой задней мысли, абсолютно неприемлемо? Ведь окажись он в реке рядом с ней, и может случиться непредвиденное. Но вслух сказал:
— Нет, не сегодня. Быть может, в другой раз.
— Я понимаю, что размеры Зевса впечатляют, но уверяю вас, у него нежная душа.
О черт! Честь требует высокой платы. Леа просто не понимает, что с ним делает, иначе не стала бы настаивать. Между тем в его памяти возник образ девушки в мокром исподнем, и от этого он вновь разгорелся страстью. Дернуло же его намекнуть, что она может искупаться! Тревор заставил себя вспомнить, что перед ним племянница Эдварда Стэнтона и что она не собиралась его соблазнять, а всего лишь решила поделиться с ним своей детской тайной. С трудом придав голосу холодные интонации, он сказал:
— Предпочитаю смотреть отсюда.
— Вы, должно быть, подумали о приличиях, майор, и совершенно напрасно. Я зайду совсем неглубоко, лишь для того, чтобы они подплыли сюда. — И она поглядела на реку, пальцами теребя цепочку на шее. — Жаль, жаль. Я-то думала, что вы с удовольствием познакомитесь с Зевсом.
Тревор хотел уж было открыть рот, чтобы ответить, но передумал. Он знал, что разочарует ее. А вдруг снова случится то же, что и в прошлый раз, и придется бежать вытаскивать ее из воды? Ну нет! Тревор прекрасно помнил о своих вчерашних мыслях, когда он созерцал молодых людей, стоявших рядом по пояс в воде. Славный паренек Джесс — настоящий аскет, если сумел-таки с честью пережить последствия этой неожиданной катастрофы. Эротический эпизод прочно засел в памяти Тревора, и он отнюдь не был уверен, что сумеет так же, как Батлер, контролировать свои порывы.
— Как хотите, Леа, но я останусь здесь. Буду наблюдать с берега и страховать вас на всякий случай.
В ее глазах мелькнули какие-то искры.
— О, да вы совсем как Джесс. Я и не предполагала в вас такого ханжества.
Тревор остолбенел. Рот его сложился в недобрую ухмылку. Ни разу в жизни никто не назвал его ханжой, и особенно неприятно было слышать такое от Леа Стэнтон. Упрямо прищурясь, он ответил:
— Что ж, очень хорошо. Если вы так настаиваете, я войду в воду. Только, чур, неглубоко.
Тревор нашел поваленную ветку дерева, присел на нее и вручил Леа свою трость. Потом снял сапоги и носки. Мысленно чертыхаясь, он аккуратно закатал края брюк. Что за проклятая штука — эта гордость! Вынуждает мужчину поступать вопреки всякому благоразумию лишь только для того, чтобы угодить даме. И эта дама до такой степени терзала его мысли и плоть, что ничего хорошего тут просто не могло получиться.
