— Я поняла твою мысль, Маккрей, — ответила она резче, чем хотела. Но на самом деле ее это тронуло. Уткнувшись в голое плечо Робби, она тихо заговорила: — Он всегда был мечтателем. Я это признаю. К сожалению, абсолютно непрактичным. Мне казалось, что когда он большую часть времени проводил на природе, то таким образом избавлялся от повседневных забот, чтобы не участвовать в многочисленных делах отца. Ему нравилось бывать на обрыве, где он делал зарисовки или сочинял музыку. Есть один человек, он живет на другой стороне долины, возле леса. В свое время он был знаменитым бардом — по крайней мере, так о нем говорят — и служил при дворе. Рэндал часто ходил к нему в гости. Они оба увлекались поэзией.
— Его опрашивали?
— Наверное, Эйдан сделал это, хотя бы для видимости.
Она не могла скрыть горечи.
— Завтра мы нанесем визит этому рифмоплету. Давай продолжай. Твой брат моего возраста, и поэтому он должен — по крайней мере, теоретически — задумываться о женитьбе. У него был объект страсти? Или любовница? Может, он ухаживал за кем-нибудь?
— Не все мужчины тратят свое время на погоню за юбками, — сухо заметила Джулия. — Но мне почему-то кажется, что тебе этого не понять. — Помолчав, добавила: — Я предполагала, что брат, может быть, женится на Терезе, но никогда не замечала, чтобы он в отношении ее демонстрировал что-то большее, чем обычную учтивость. Отцу такой выбор мог понравиться, потому что Гиббонсы наши давние соседи и друзья.
— Ее интересовала эта партия?
— Мне кажется, она рассчитывала на нее.
Джулия, не сдержавшись, широко зевнула. Было что-то убаюкивающее в близости мужа, а кроме того, их любовные игры отняли много сил, после них хотелось немного расслабиться.
Как ни странно, но ей было просто с ним. Может, из-за того, что они очень быстро стали любовниками и между ними установилась внутренняя связь. Не только физическая, но и духовная.
Может, она чересчур быстро сдалась и подпала под его очарование. Что бы там ни было, ей казалось немыслимо приятно и соблазнительно лежать вот так, в обнимку с ним.
— Но теперь неунывающая леди Тереза положила глаз на твоего кузена, — как бы между прочим сказал Робби.
— На Эйдана? — Мысль показалась настолько неожиданной, что Джулия очнулась и захлопала глазами. — Почему ты так решил?
— Моя дорогая очаровательная жена, несмотря на присущую мне скромность, я думаю, что смогу отличить признаки флирта и недвусмысленного приглашения в постель.
Веселая насмешка прозвучала в его голосе.
— Но ведь он предназначался мне.
— Не забывай, ты сбежала и вышла замуж за другого, разве не так?
Теперь в его голосе звучало предостережение.
Джулия вспыхнула, сообразив, насколько неловко выразилась.
— Конечно, не забыла. По крайней мере потому, что я сейчас лежу в постели с тобой. Просто я имела в виду, что между мной и Эйданом долгое время существовала договоренность. Терезе было известно, как он ко мне относился, а главное, она лучше других знает, что он убийца.
Рука, которая лениво гладила ее по обнаженным плечам, остановилась.
— Что значит — лучше?
Но одно дело было знать, что ее кузен оказался способен на гнусное преступление, и ненавидеть его за убийство любимого отца, и совсем другое — отправить Эйдана на виселицу. Когда-то Джулия в мечтах видела, что стала его женой. После того как Тереза передала ей ту проклятую булавку, которую нашли возле тела отца, она спрятала ее. Кроме того, Эдвард, по словам сестры, как верный друг, отказался от показаний против Эйдана. Единственное, что могло поставить под сомнение вину кузена, — это отсутствие прямых улик. И если бы Джулия объявила о находке, против Эйдана могли бы возбудить дело, но совсем не обязательно, что его признали бы виновным. Больше всех во время суда переживал бы Артур. Мальчик обожал старшего брата. Поэтому, не зная, чем все обернется в итоге, Джулия отказалась вообще что-либо предпринимать.
Может, она поступила так же глупо, как Эдвард, но ей не хотелось, чтобы Эйдан болтался на виселице. Ее преданность ему пережила потрясение, даже катастрофу, но не исчезла вовсе. Когда-то она любила этого мужчину. Это внутреннее противоречие вынудило ее отправиться в Эдинбург, а потом — в объятия Робби и в его постель.
Джулия молча выругала себя за длинный язык. Роберт Маккрей мог быть грубияном, драчуном и бабником, но он не был глупцом.
— Что она такое знает, и ты заодно, что не известно всем остальным, девочка?
Вопрос был задан мягко, но решительно.
Лежа у него на груди, она пробормотала:
— Не твое дело.
— Нет мое, черт побери! — Его объятие стало крепче. Он продолжал гладить ее по волосам. — Все, что касается тебя, — это мое дело, жена.
— Я устала, — заупрямилась Джулия. — И не хочу продолжать этот разговор.
— А я не устал. И не обольщайся, мы вернемся к нему завтра.
Ей сразу стало понятно, что муж сказал правду — он действительно не устал. Он снова прижимался к ее бедрам возбужденным, твердым, как сталь, членом. В лунном свете его улыбка была и восхитительно ленивой, и мучительно мужской.
— Уже?
— Уже, — подтвердил он.
В его поцелуе было столько пылкости, что Джулия задохнулась. Робби прижал ее к себе, и она забыла обо всем на свете, кроме этих сильных рук, обнимающих ее, и тяжелого взгляда черных глаз, обещавших наслаждение.
Они были совсем рядом, через три двери по коридору.
Эйдан Камерон взбил подушку кулаком. Сон не шел, тело было слишком напряжено. Он успел опорожнить пол бутылки лучшего виски, какое только можно было найти, и никакого толка. Это казалось немыслимым, но у него не было ни в одном глазу. Он был не пьян, а безмерно несчастен.
Потому что знал, что происходит в спальне через три двери от него по коридору.
Раньше тоже так бывало, когда он лежал на кровати в темноте и думал о Джулии, спавшей в своей комнате не так далеко от его спальни. Он представлял ее, давая волю фантазии: темные блестящие волосы рассыпались по вышитым простыням, тело, раскинувшись, лежит в лунном свете, губы, вкус которых был ему известен, призывно приоткрылись… Только в его мечтах отсутствовал Робби Маккрей, который сейчас лежал рядом с ней в постели.
Громы и молния, ему было понятно, чем они там занимаются! Черт, ведь, проходя коридором мимо их двери, он услышал, как Джулия о чем-то спросила, и низкий голос Маккрея, который со смехом что-то сказал в ответ. А потом последовал красноречивый вздох — легкий, как лунное сияние. Наверняка ее вздох.
Понятное дело, Эйдан перекатился на другой бок, двери в таком старом замке, как Камерон, делали с таким расчетом, чтобы оградить частную жизнь от чужого любопытства. Минувший год превратился в сплошной кошмар, и конца ему не было видно. Он не только потерял дядю и кузена, но вот теперь и Джулию. Голова слегка закружилась, и он закрыл глаза, отчаянно надеясь, что сон наконец снизойдет на него.
