Понятное дело, Эйдан перекатился на другой бок, двери в таком старом замке, как Камерон, делали с таким расчетом, чтобы оградить частную жизнь от чужого любопытства. Минувший год превратился в сплошной кошмар, и конца ему не было видно. Он не только потерял дядю и кузена, но вот теперь и Джулию. Голова слегка закружилась, и он закрыл глаза, отчаянно надеясь, что сон наконец снизойдет на него.
Вместо этого Эйдан услышал короткий стук, а секундой позже заскрипели петли открываемой двери. С трудом разлепив глаза, он увидел, как кто-то проскользнул к нему в комнату и дверь, щелкнув замком, закрылась. Света было достаточно, чтобы различить копну длинных волос. Он резко сел на постели и прижал руку к раскалывавшейся голове.
— Кто тут?
— Это я, — приглушенно ответил женский голос. — Т-ш-ш, Эйдан, мне нельзя быть здесь.
— Тереза?
— Ну конечно. — Запах лилий приблизился к его постели. — Я не могла заснуть, беспокоилась о тебе.
— Ты права. Тебе нельзя здесь находиться, — решительно заявил Эйдан и нахмурился, услышав, как эхо от его слов раздалось в комнате. — Эдвард снимет с тебя голову. И с меня тоже. Подумай об этом. В конце концов, это неприлично. — Он натянул на себя простыню, которая спустилась до пояса. — К тому же я голый. Вернись к себе в постель.
— Наверное, думаешь сейчас о том, как им хорошо? Это разбило твое сердце, я понимаю.
От этих слов у него еще сильнее разболелась голова. Выпитое виски плюс воспоминания — это была плохая комбинация. Он устало пробормотал:
— Тереза, есть вещи, которые мужчины не обсуждают даже с друзьями.
Тереза уже стояла возле постели. Она улыбнулась, зубы сверкнули на ее бледном лице. На ней был надет пеньюар, перетянутый по талии кушаком. Она сделала движение, чтобы развязать его.
— Я помогу тебе забыться, Эйдан, если ты позволишь.
К черту его предательскую, чисто мужскую реакцию! Он ничего не мог поделать с собой, просто пялился на разошедшиеся в стороны полы, на обнажившиеся роскошные груди и темный треугольник волос внизу живота. В отличие от Джулии Тереза была полной, с округлыми формами там, где надо. Она откинула волосы назад, и полы разошлись еще шире.
День был трудным, но Эйдан не ожидал, что он закончится вот так.
— Ты целомудренная девушка. — Он вдруг охрип. — И сестра графа. Не говоря уж о том, что мы с твоим братом давние друзья. Я не хочу бесчестить его, завлекая тебя в постель, Тереза.
— Эдварду ни к чему об этом знать. — Она шагнула вперед, вытянула руку и, словно убеждая, дотронулась до его плеча. Прикосновение оказалось холодным и решительным, широко открытые карие глаза смотрели настойчиво. — Возьми меня, Эйдан. Мне этого хочется.
Узнает Эдвард об этом или нет — уже не так важно. Эйдану хватило ума понять, что постельные кульбиты с Терезой Гиббонс приведут его прямиком к алтарю, после чего на ее пальце засияет обручальное кольцо. Вдобавок она была безразлична ему. Джулия, конечно, для него потеряна, но по-прежнему оставалась в сердце.
Так что предстоящих с Терезой осложнений ему хотелось меньше всего.
— Я не пойду на это, — отрезал он, забыв о галантности и пытаясь не обращать внимания на ее голую грудь, оказавшуюся у него прямо перед глазами.
В ответ она придвинулась еще ближе, взялась за край простыни, прикрывавшей его ниже пояса, и резко откинула ее.
— Ты меня отвергаешь, но твое тело — совсем напротив. Посмотри на себя, ты уже почти готов действовать.
Она была права. Еще немного, и он будет полностью во всеоружии. Но не от того, что был по-настоящему возбужден, просто это была автоматическая реакция на близость обнаженного женского тела.
— К черту, Тереза! — резко оборвал он ее. — Я — живой человек из плоти и крови, а ты прелестная женщина, к тому же еще и обнаженная. Пожалуйста, уйди и никому не говори об этом ни слова. Я не могу сейчас овладеть тобой, а утром ходить с высоко поднятой головой. За кого ты меня принимаешь?
В ее глазах появилось мерцание, она нахмурилась, брови сошлись на переносице.
— И дело только в этом?
В ее голосе звучала убежденность в собственной правоте.
— Я все так же люблю Джулию, — с болью произнес он, глядя ей прямо в глаза, чтобы она не усомнилась в его искренности. — Я понимаю, она замужем. Умом понимаю, что она никогда не станет моей, но боюсь, у меня не получится так легко забыть ее. Пока это не произойдет само собой, никакая другая женщина не представит для меня интереса. Только тогда я буду способен на честные отношения.
— Понятно. — По короткому ответу стало понятно, что она обижена. — Наверное, я выгляжу полной дурой.
Удивительное дело, Эйдан вдруг почувствовал себя виноватым, хотя вовсе не приглашал ее сюда.
— Вовсе нет, — глухо возразил он. — И кто знает, вдруг очень скоро мои чувства изменятся. — Сам он в этом сомневался, но пришлось собрать в себе остатки вежливости, чтобы не обижать ее слишком сильно. — Измена Джулии еще свежа, и я пока не отошел от шока.
— Полагаю, что все так и есть, тем более что сейчас она спит в объятиях негодника Маккрея.
Насмешка не показалась ему безобидной, учитывая, что исходила она от женщины, которая предложила ему свое тело, а он отверг ее.
— Мне прекрасно известно, где она сейчас и с кем, Тереза, — тихо напомнил Эйдан.
Она резко запахнула пеньюар и отвернулась. А потом добавила более миролюбивым тоном:
— Извини. Я пришла, чтобы успокоить тебя, а вместо этого только еще больше расстроила.
— Сомневаюсь, что завтра утром у меня в памяти останется хоть что-нибудь, — солгал он. — К тому же сегодня вечером я перебрал виски. А что касается Маккрея, он поклялся, что верит в мою невиновность и хочет помочь очистить мое имя. Можно завидовать тому, как он проводит время с моей кузиной, но если Маккрей говорит искренне, я рад тому, что он здесь.
— Я же сказал тебе, не ходи к нему сегодня.
Мерившая шагами комнату Тереза Гиббонс замерла на месте и резко обернулась, стиснув зубы.
— Я ошиблась в расчетах, Эдвард, — отрывисто сказала она. — Ладно, время все расставит по своим местам. Но я по крайней мере хоть что-то делаю, пока ты сидишь как размазня и увлекаешься выпивкой.
В сумраке комнаты глаза ее брата вдруг вспыхнули, как у какого-нибудь дикого зверя, от ленивой позы, в которой он развалился в кресле у камина, в миг ничего не осталось. Только губы все так же мерзко кривились.
— Полегче, дорогая сестрица. На тот случай, если тебе отшибло память, я голыми руками свернул шею Руфусу. Твоя шейка будет потоньше его.
Если в мире и существовал кто-то, перед кем Тереза испытывала страх, то только не перед своим вечно хныкающим братцем.
