– Почему вы о нем говорите? – спросила она. – Считаете, я должна быть премного благодарна? Должна почитать человека, который обо мне не вспоминает? Не приходит навестить, не открывает своего имени? Который только время от времени посылал деньги, чтобы успокоить нечистую совесть. Человека, который позволил деревенским ребятам издеваться надо мной за то, что я незаконнорожденная? – Изабелла тряхнула головой. – Нет, это не отец. У меня нет отца. Я больше не хочу о нем говорить!
– Изабелла, простите, я не думал, что вы так страдаете. Тем не менее, нам придется о нем говорить.
Девушка не могла снести ни жалости, ни сочувствия лорда.
– Зачем? Чтобы у вас был лишний повод унизить меня? Напомнить, что ваш род выше моего? Не желаю выслушивать чванливые упреки глупца! – Она снова попыталась вывернуться, но, поняв, что Керн ее не выпустит, ударила его ногой и сама охнула от боли.
– Ради всего святого, успокойтесь! – взмолился граф, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки. – Вы меня неправильно поняли. Послушайте хотя бы минуту, тогда все поймете.
– Я достаточно вас слушала. Вы постоянно стараетесь меня уколоть. Вам нечего сказать о моем отце, что могло бы меня заинтересовать. Абсолютно нечего.
– К сожалению, есть. – Глаза Керна сверкнули в лунном луче, и он понизил голос до шепота. – Мы должны узнать, кто такой Аполлон.
– Нет!
– Да! У него были причины убить вашу мать.
Это заявление буквально парализовало Изабеллу, ведь она сама думала о том же. Но оттого, что кто-то другой выразил ее тайные мысли, ей стало дурно. Мать убита единственным человеком, которого она любила. Человеком, чья голубая кровь текла в жилах его незаконнорожденной дочери.
Признать, что она дочь подобного монстра, было слишком ужасно. Возникало ощущение грязи и униженности, хотя Изабелла всю жизнь хотела стать достойной личностью. Поэтому она не желала, чтобы Керн выяснил, был ли ее отцом сэр Джон Тримбл. Если тот и, правда, убийца, об их семейных отношениях не должен знать никто, только она.
Изабелла отрицательно покачала головой.
– Мама ни разу не назвала Аполлона его настоящим именем. У него не было причин ее убивать.
– Вы уверены? Нигде? Ничего? Никакого намека? Например, его титул? Или описание места, где он живет?
– Нигде ничего. Забудьте о нем.
– Мы не знаем, что Аврора говорила этому человеку наедине. Возможно, у него появились причины опасаться, что она изменила мнение и готова рассказать свету об их незаконнорожденной дочери. Подобный скандал мог уничтожить человека с положением.
Вырвав, наконец, свои руки, она сложила их на груди. Ей хотелось одного: оставить предательскую тему об отце.
– Вы хватаетесь за соломинку. Я уверена, ее убил кто-то другой. Надо выяснить кто.
Граф привлек девушку ближе, положил ее голову себе на плечо.
– Извините, что я вас расстроил. Я не собирался причинить вам боль.
Она не хотела принимать от него утешений, наоборот, предпочла бы возненавидеть за то, что он проник в ее прошлое. Но было так приятно прильнуть к мужчине, черпать от него силу, освободиться от страхов.
Девушка тихо вздохнула, обхватила Керна за талию и прижалась щекой к его гладкому воротнику. Она так устала от борьбы, так устала от одиночества, оттого, что ее некому защитить! Но объятие вышло другим, вожделение не затмило рассудок. Она гадала: неужели Керн испытывал то же самое? И тут же получила ответ: граф прошептал ее имя, губы приблизились к губам. На этот раз поцелуй был нежным. Изабелла отдалась его власти. Никогда в жизни она не думала, что способна испытать страсть к знатному вельможе. Голос разума смолк, она приняла язык Керна с восторгом и без смущения; ее руки скользили по его телу, изучая непривычные формы, ладони ощущали гулкое биение его сердца.
Граф вздрогнул от прикосновения, руки стали требовательными, пальцы сбежали вниз, к ее ягодицам, бедра прижались к бедрам. И Изабелла безошибочно узнала признак несомненной мужественности. Страсть вспыхнула сильнее, к нему и только к нему. Она хотела познать его мощь, его напор, его желание. Хотела ощутить его ладони на своем обнаженном теле. Никакой другой мужчина не в силах ее удовлетворить. Не в силах даже соблазнить. Керн был ее судьбой, ее сказочным принцем, о котором она мечтала всю жизнь.
– Изабелла, – прошептал граф. – Клянусь… я никогда больше не совершу подобной ошибки.
Открыв глаза, Изабелла встретилась с Керном взглядом. Ошибку?
– Керн, поцелуйте меня. Я так вас хочу!
Она обняла его за шею, притянула к себе, искала губами рот.
Но Керн был высечен из гранита. Руки, которые еще минуту назад ласкали ее с такой нежностью, разжались. Словно перед ним находилась шлюха, которую он использовал и теперь больше не желал тратить на нее ни секунды.
– Нет. – Он скрипнул зубами. – Вы не хуже меня понимаете, что это неправильно.
Изабелла понимала. Но поддалась запретному очарованию.
– Не важно, – простонала она. – Я просто хочу забыть…
– Нет. Мы не должны забывать. Мы говорили о вашем отце. Необходимо выяснить, кто он такой.
От его ледяного тона Изабелла застыла. Он хотел найти Аполлона, откопать все отвратительные тайны прошлого, найти убийцу, чтобы побыстрее избавиться от нее. А она, глупая, решила, что нравится ему.
Собрав остатки достоинства, Изабелла отступила.
– Я уже сказала: у меня нет отца. А если вы попытаетесь доказать обратное, я вам никогда этого не прощу.
К ужасу девушки, ее голос сорвался. Не желая, чтобы граф видел готовые пролиться слезы, она бросилась прочь. Керн окликнул ее, но она выбежала за дверь – в атмосферу слухов и сплетен бального зала.
Под защитную сень маскарада.
Как тот мифический герой, мой Нарцисс любил только себя.
Это стало ясно с первого раза, когда Терренс Д. появился у меня, но я все-таки находила его по-своему забавным. Благодаря самодовольной натуре он любил показываться на людях, водил меня в театр, на концерты, в художественные галереи. С самого начала своей карьеры я не хотела, чтобы меня прятали, словно какой-нибудь непристойный секрет джентльмена, и с удовольствием выходила на люди, наслаждаясь всеми радостями жизни. Для этих целей Нарцисс оказался весьма полезным человеком.
И еще он был сладострастен, постоянно готов к удовольствиям и разбирался в них не хуже меня. Мы провели с ним в постели много жарких часов. Это он поставил зеркало в изголовье кровати, чтобы лицезреть свои игры. Разреши я ему, он прикрепил зеркала ко всем четырем стенам для любования собой.
Любезный читатель, ты можешь заинтересоваться, отчего я терпела подобного шута. Так знай: он видел во мне лекарство от библейского греха. Он бы предавался ему гораздо чаще, если бы врач не предупредил, что извращения ведут к безумству. Нарциссу не понравилась бы моя откровенность. Но может, среди вас есть такие, кто тоже скрывает подобный грех. И тогда вы ему посочувствуете…
